Марина Серова - Черные псы

- Но где Аметистов? - вскричала я. - Только не говорите, что он...

- Он валяется у столбов на болоте с перегрызенным горлом и лицом... Кузнецов осекся и провел рукой по собственному лицу, словно желая удостовериться в его сохранности. - Лицо у него все вырвано...

- То есть как? - Я села на подлокотник дивана, на котором лежал Баскер, и ошеломленно уставилась на Кузнецова. - Как - вырвано?

- Зубами, - мрачно произнес стоящий в дверях Бельмов, - я прав, Костя?

Кузнецов кивнул.

- Пасть, наверно, у этой твари огромная, - пробормотал он.

- О господи, спаси нас и помилуй! - прошептала я и посмотрела на Соловьева. - Но что вы хотели от меня, Олег Платонович?

- Налицо убийство, - сухо ответил он. - А вы еще спрашиваете? Ведь вы детектив.

- Но... - я не находила слов, - я ищу преступников, а тут.., дьявольщина какая-то, мистика... Откуда там взялась эта собака?

- Псы, Танечка, - перебил Кузнецов, - чудовищные черные псы. И откуда они, кто натравил их на Аметистова - вот это и нужно выяснить, - вымолвил Кузнецов.

- Андрей Карлович заплатит вам любые деньги, я уверен, - прозвучал голос Соловьева. - Я могу сделать это за него, пока он не в состоянии.

Я тяжело вздохнула:

- Вот тебе и проклятие рода Баскеров, черт побери...

- Мы с Казаковым, Сувориком, Пидерманом и еще двумя девчонками ходили на пляж, - начал рассказывать Кузнецов, - дело было уже затемно. Ну, мы искупались и пошли домой, да, видно, сослепу с дороги сбились.., да и бухие мы были изрядно. А у нас еще с собой было, будь оно неладно!... Ну, сели мы на поваленное дерево и стали квасить дальше. Где мы, как назад дорогу найдем - без понятия, да и побоку нам было, как говорится. И вдруг слышим дикий вопль, как будто режут кого...

Страшно кричали, но тут же оборвалось. Мы думаем - спьяну померещилось, "беляк" пристегнул, что ли... Да только вопль снова, и будто ближе, или просто орали громче... Мы уж на что пьяные были, да и то до печенок жуть пробрала. Пидерман с девками деру дали, и Суворик за ними, да пьяный был, ноги запутались ли, зацепился ли за что, да только - бряк и лежит, значит. Мы с Казаковым его подымать, а вопли не утихают, и мы думаем: может, кому помочь надо... И вдруг слышим визг бабий, пронзительный, и еще страшней, чем мужик, орет. А тот, первый, затих...

Кузнецов замолчал, переводя дыхание, и видно было, с каким усилием дается ему этот рассказ.

- Ну, дальше, - властно сказал Соловьев.

- А дальше.., дальше мы побежали туда с Казаковым.., и вдруг слышим.., рычание такое хриплое, жуткое и дыхание.., тяжелое дыхание.

Мы хоть и в говно пьяные были, все равно так и рухнули... И потом голос человеческий... странный он нам показался, что-то вроде:

"А-авяв идды-ы..." И с таким подвыванием.

Ох, какая жуть!

- Человеческий? - непослушными губами выговорила я. - Значит, там был человек?..

Я имею в виду, что с этими...

Кузнецов затряс головой, бледный как полотно.

- Я не знаю, - сказал он, комкая ворот рубашки, словно тот душил его, - я сейчас ничего не скажу точно... Я даже поверю, что это говорил один из псов... Мало ли сейчас какие мутации бывают. Чернобыли там всякие...

- Ну да, - перебил Соловьев, - конечно. - И вы пошли туда?..

- Минут через двадцать. Там еще были выстрелы, вопли, рычание.., даже смех был. Мы лежали в траве и боялись сдвинуться с места.

Хорошо, все утихло, мы допили.., у нас осталось еще грамм триста водки. Она пошла, как вода, но не так страшно стало...

- Дальше, дальше! - подгонял его Соловьев. - Вы видели что-нибудь?

- Вы имеете в виду этих исчадий ада? - переспросил Кузнецов. - Да вы и сами можете увидеть.., сейчас же.

- То есть как? - встревоженно произнес Соловьев.

- Когда мы подошли к столбам, первое, что мы увидели, это он.., вот этот толстый. Мы подошли, Казаков его повернул, а у него... - Кузнецов обессиленно схватился за виски. Договорил Казаков, молчаливо стоящий с Сувориком у кресла уже спящей Воронковой:

- Я его повернул, а у него голова набок свешивается... Шея, похоже, сломана, горло разорвано.., что-то оттуда торчит, на трахею похоже. А лица просто нет.

- Лоб остался, - сумрачно выговорил Кузнецов, - а нос, рот, подбородок - все начисто.

И глаз один вытек.

- Господи!.. - пробормотала я.

- Вот этот, - Кузнецов кивнул на Баскера, - лежал чуть в стороне, на склоне холма.

Он стонал, вот мы его и нашли.

- Он тихо стонал, мы его бы не услышали, если бы не она, - вставил молчавший до этого момента Суворик. - Она там ползала, ну и...

- Мы подошли к нему, а она начала целиться в нас из пистолета... заговорил было Кузнецов, но Соловьев резко прервал его:

- Пистолет?!

- Ну да.

- "Магнум"?

- - Нет...

- Значит, "ТТ"?

- Нет, "беретта". Итальянский ствол. Я в пушках кое-что смыслю, добавил Кузнецов, - еще когда с Новаченко знакомство водил...

- Откуда "беретта"? У Аметистова был "магнум", а у Баскера - "ТТ", это я совершенно точно видел.

- Правильно, - вдруг раздался с дивана слабый голос Андрея, - а у этой шалавы был свой... Действительно "беретта". И из него она хотела застрелить меня и Аметистова.

Это заявление - "хотела застрелить"! - произвело на Соловьева совершенно необыкновенное впечатление. Он вскинулся, глаза его заблестели, и он, наклонившись к Баскеру, воскликнул:

- Да не может быть!

- Сегодня ночью может быть все, - вдруг прозвучал мрачный голос Эвелины, все так же неподвижно сидевшей в кресле.

- Подложите мне под голову подушку, - попросил Баскер.

Я быстро исполнила его просьбу и спросила Кузнецова:

- Последний вопрос тебе. Что ты имел в виду, когда сказал, что мы сами можем увидеть одно из этих исчадий ада?

Кузнецов как-то странно посмотрел на меня:

- Потому что там на склоне.., холма.., под столбами, метрах в пятидесяти, может, семидесяти от них.., валяется труп пса. Его застрелил кто-то из них.

- Труп пса? - воскликнул Соловьев. - Но как же вы разглядели его в темноте?

Кузнецов смешался, явно не в силах ответить; ответил Суворик.

- Простите, - сказал он размеренно и серьезно, - вы читали книгу Конан Доила "Собака Баскервилей"?

Соловьев побледнел, я, признаться, почувствовала, как немеют мои руки и ноги и весь мир резко устремился к голове, чтобы потом отхлынуть и оставить только зияющую пустоту потрясения.

- Вы хотите сказать... - начал доктор.

- Я хочу сказать, что ее труп светится.

Бледным, тусклым светом, и я не уверен, что это фосфор, как в книге.

- Почему вы не уверены?

- Потому что я не уверен ни в чем. Я даже не уверен, был ли этот труп вообще. Хотя я определенно видел его.

- А вы? - Я повернулась к Кузнецову и Казакову.

- Я вижу плохо, - ответил первый, - и линз на дачу не взял. Да и Казаков не кондор с Кордильер, дальше чем на три метра даже бутылку водки не разглядит. Особенно если она на двести пятьдесят граммов.