Анна и Сергей Литвиновы - Три последних дня

Женщина хрипло расхохоталась и послала по телефонному проводу свою отравленную стрелу:

– В отличие от моих клиентов. Они капиталистические акулы. И поэтому мне приходится с ними не только спать, как тебе, но и платить.

Наши дни. Москва. Валерий Петрович Ходасевич

Из дальнейших донесений агента в питерском ГУВД стало ясно, что речь идет о целой сети охотников за антиквариатом, картинами и предметами старины. Пользуясь бедственным материальным положением музейных работников, руководители банды Красс и Хэйл наладили постоянно действующий канал хищений из десятка московских, санкт-петербургских и провинциальных музеев: Третьяковки, Пушкинского, усадьбы Кусково, Эрмитажа, Русского, музеев Царского Села, Ломоносова и Гатчины… Из запасников расхищались уникальные раритеты. Служители музеев, пользуясь своим служебным положением, выносили бесценные реликвии. Получали несуны от заказчиков (если получали) гроши – особенно в сопоставлении с истинной ценностью раритетов: двести, пятьсот, максимум тысячу долларов. На связи со всеми служителями был один человек: упомянутый гражданин Германии Мирослав Красс. Он находил и вербовал сотрудников музеев. Порой на него в одной и той же галерее работали двое, не связанных друг с другом и не подозревающих друг о друге лиц. Получив от них предметы искусства, он затем передавал их своей сожительнице, канадской гражданке Глэдис Хэйл. А последняя налаживала каналы переправки награбленного за границу, а также его сбыта там. В основном на нее работали дипломаты, действующие в столице России. Они злоупотребляли дипломатической неприкосновенностью и вывозили (как, к примеру, канадский дипломат С*********, австралийский Г********* и нигерийский Ц*********) похищенное за рубеж. Здесь расценки за услуги были уже иными. Дипломатам выплачивалась порой четверть, а то и треть от стоимости вещи.

В итоге разработка банды российскими правоохранительными органами поднялась, писал агент, с городского, санкт-петербургского, уровня на всероссийский и даже международный. Готовилась масштабная операция по одновременному, с точностью до минут, задержанию и обыскам в разных городах страны. Планировалось схватить и расхитителей, и перевозчиков, и организаторов. Некоторых – с поличным, в момент совершения преступления. Грабители ни о чем не подозревали, однако питерские оперативники (писал агент) в откровенных разговорах между собой высказывали опасение: чем больше людей узнает об операции, тем больше шансов, что кто-то выдаст информацию о ней.

Давно. Москва. Глэдис Хэйл

Глэдис с огромным трудом выучила несколько элементарных фраз по-русски. Поэтому основные переговоры с майором милиции, работающим на Петровке, вел Мирослав (специально приезжавший ради этого из Питера). Он его завербовал. Глэдис, жившей в Москве, оставалось передавать майору деньги – по тысяче долларов каждый месяц. По тем временам – сумма огромная. Мирослав не раз и не два бунтовал против подобного прикорма: «Да этот майор нас просто кинет! Он ведь не дает никаких гарантий!» Однако Глэдис была как кремень. Говорила: нам нужна «крыша» в спецслужбах, и все тут. Почему-то была уверена: майор их не подставит. Она даже личным участием скрепляла сотрудничество с русским ментом: время от времени спала с ним. Получала, кстати говоря, определенное удовольствие.

И вот однажды днем майор позвонил ей из автомата, установленного на перекрестке Петровки с бульваром. Набрал домашний номер. Телефон не отвечал. Справляясь с записной книжкой, позвонил на аппарат, установленный у Глэдис в машине. Все равно трубку не брали.

Мгновенно оперативника прошиб холодный пот: а вдруг операцию перенесли на более ранний срок, а он и не знает? Что, если Глэдис и ее подельника уже задержали? И они вовсю дают показания, в том числе и про него?

Не надо нервничать, сказал он себе. Время сейчас обеденное. Госпожа Хэйл где-то перекусывает. Операция запланирована на вечер, и время у него еще есть.

Благодаря тому, что он спал с ней, майор знал привычки Глэдис. Обедала обычно мадам на Чистых прудах в ресторане «Ностальжи». На машине проскочить – пять минут. Майор плюхнулся (спасибо Глэдис) в свою новенькую «девятку» вишневого цвета.

И впрямь через пять минут оказался у ресторана. Прошел мимо швейцара, бросил устремившемуся к нему мэтру: «Где у тебя тут гальюн?» Метрдотель сразу понял: пришел посетитель непростой, властный, такого легче пустить и ублажить, чем спорить, на неприятности нарываться. Он поклонился, понимающе улыбнулся, молвил: «Следуйте за мной».

По пути майор огляделся. Ресторан был почти пуст. Мало кто из москвичей мог тогда ходить по злачным местам. Занято два стола. Глэдис сидела с каким-то форином у окна. Посмотрела на вошедшего, поймала его взгляд. Кажется, догадалась, зачем он здесь. Она была умненькой девочкой.

Когда майор выходил из кабинки, его мимолетная любовница и давняя благодетельница стояла рядом с дверью. Разглядывала себя в зеркало, делала вид, что поправляет макияж. Когда он проходил мимо, бросил: «Бегите! Прямо сейчас!»

И, на всякий случай, повторил по-английски (еще со школы в памяти словечко осталось):

– Run!

Наши дни. Москва, Хранилище. Валерий Петрович Ходасевич

Как справедливо опасались питерские оперативники, кто-то слил организаторам информацию о готовящихся мероприятиях. В результате тщательно проработанная (но, увы, многолюдная) операция завершилась практически ничем. Удалось задержать лишь несколько человек – хранителей музеев, которые немедленно стали давать признательные показания. Однако ни одного из курьеров, перевозивших награбленное, взять с поличным не удалось. А самое главное, в тот же день незадолго до «часа Х» выехали из страны организаторы многочисленных краж: Мирослав ближайшим самолетом в Хельсинки, Глэдис – в Лондон.

Больше ни одного упоминания о господине Крассе и госпоже Хэйл в файлах Хранилища не нашлось.

Наши дни. Гваделупа

Жизнь пахла морем, била по лицу ветром, врезалась в руки колючками – тропинка петляла сквозь густые заросли кустов. Танин организм, только что переживший пограничную ситуацию, работал даже четче, чем прежде. Несмотря на кромешный мрак, сбивавший с ног ветер, ухабистую дорожку и незнакомую местность, девушка ни разу не упала, не сбилась с дороги. Еще маму умудрялась поддерживать – та совсем расклеилась, спотыкалась, цеплялась за колючие кусты, тоненько охала.

Когда Таня окончательно уверилась, что их не преследуют, первые несколько минут ощущала лишь безграничное, плескавшее через край, совершенно пьяное счастье. Ей снова повезло! Она не только жива, но по-прежнему молода, красива, здорова. Свободна!