Шарль Эксбрайя - Свести с ума Мартину

Когда он замолчал, в комнате воцарилась глубокая тишина. Потом мадемуазель Пьезат как-то очень неуместно заметила:

– Хочу надеяться, слуги не слышали… Знаете ли, господин комиссар, что подобная сцена может положить конец вашей карьере. Да, конечно, сейчас вам это безразлично, вами овладела идея фикс. В том, что вы сейчас бросили нам в лицо, есть доля истины. Совершенно точно, я всего лишь старый высохший фрукт. У меня больше нет ни копейки, и, без сомнения, я закончу в богадельне, если мне не посчастливится умереть раньше. Но от всего этого до того, чтобы сделаться убийцей… Вы не поверите, господин комиссар, но я очень люблю Мартину.

Эстафету принял доктор.

– Я тоже, господин комиссар, очень привязан к своей племяннице. По крайней мере, не меньше вас.

– Что вы такое говорите?

– Видите ли, господин комиссар, если вы осмелились устроить нам эту отвратительную сцену, если позволили себе осыпать нас столь чудовищными обвинениями, значит, вы без ума от Мартины.

– Если вы думаете, что вы самый умный…

– Не забудьте, что я психиатр. Вы переживаете драму многих сорокалетних, несколько поздно вкусивших прелесть жизни. Я не считаю нужным перед вами оправдываться, но все же хочу подчеркнуть, что в данный момент испытываю финансовые трудности, но мне ни разу не пришло в голову решить их посредством убийства.

– Это вы так утверждаете, и если вы надеетесь меня провести с помощью насмешек или взывая к моим добрым чувствам, то вы ошибаетесь. Я думаю, что господин Кесси в свою очередь тоже попытается уверить меня в том, что все то, что я о нем узнал, – сплетни и ложь.

– Нет, господин комиссар, все, что вам обо мне рассказали, к сожалению, правда. Я ни на что не пригоден. Я женился на Софи из-за денег, которые и истратил. Какой смысл говорить вам, что я раскаиваюсь? Я хотел бы искупить зло, которое причинил, но как? Софи мне больше не верит. Кто ее может в этом упрекнуть. Свою кузину я не люблю, она слишком властная, слишком самоуверенная, я вижу в ней того, кем сам бы хотел быть. Отсюда моя неприязнь. Однако ее убить… Нет, господин комиссар, во мне нет задатков убийцы.

Доктор и мадемуазель Пьезат сочувственно смотрели на Марка. Были ли они искренни или притворялись? Тьерри никак не мог этого понять. Он испытывал горечь простого человека, который попал в чужую среду и прекрасно видит, что над ним все смеются, но не может сказать, когда именно и почему. Полицейский столкнулся с воспитанием, отличным от его собственного, и мучительно ощущал его превосходство. Он совершенно потерял над собой контроль.

– Понятно, что вы все плевать на меня хотите. Вы думаете, что очень сильные и можете окончательно меня довести. Все трое вы выставляете себя невиновными. Будущее покажет. Во всяком случае, дамы и господа, на вашем месте я бы позаботился о здоровье мадемуазель Пьюбран, потому…

Доктор оборвал Тьерри.

– Спасибо за советы, господин комиссар, но мы сами разберемся, как нам вести себя с нашей родственницей.

Пересекая парк, полицейский сжимал кулаки. Они даже не удосужились подождать, когда он закроет за собой дверь, чтобы разразиться хохотом.

Никогда ни в жизни, ни на работе такого с ним не случалось. Теперь Тьерри знал, что значит страдать от комплексов. Всю ночь после сцен в в Блонзатском замке он не переставая переживал свое столкновение с дворцовой бандой, как называл он семью Пьюбранов. Платоническое удовлетворение не могло ослабить перенесенного им унижения. Полицейский получал нездоровое удовольствие, воспроизводя каждый их жест, вспоминая каждое сказанное ими слово. Трио удобно устроившихся в элитном обществе людей, насмехающихся над провинциальным комиссаришкой. А он еще куда-то рыпается! Невик вынужден был признать, что они ни на минуту не испугались, скорее удивились. Этот цинизм, с которым старая дева и ветреный супруг раскаивались в своих слабостях! А наглость доктора, строившего из себя бог весть кого, когда публично признано, что он практически нищий! С трудом, но Тьерри все же удалось набраться хладнокровия, чтобы наконец трезво оценить ситуацию. И тогда он быстро пришел к следующему выводу: зловещее трио было настолько уверено, что стоит вне закона, что ему не страшно ни одно следствие. Главное, чтобы оно не выходило за рамки анонимности, необходимой при их репутации. Поэтому Пьюбраны могли рассчитывать на поддержку себе равных. Несмотря на личные приязни или неприязни, крупная буржуазия города была едина и абсолютно незаинтересована в развязке скандала, который, задев некоторых членов их клана, мог положить пятно на них всех. И как тут доказать, что Мартина не находится в плену галлюцинаций, что попытка ее задушить не была злою шуткой, автор которой не осмелился назвать своего имени, что машину сломали специально и это не козни сварливого слуги, сводящего таким образом счеты с хозяйкой. Ведь заговорщики всегда смогут найти подтверждение тому, что властную, прямолинейную и слишком Надменную Мартину не очень любила прислуга в замке. Тьерри оставалось только согласиться с тем, чтобы жалоба, поданная на господина X, так и будет всего лишь бесполезной жалобой на неизвестного, а намеки этих подлецов на чувства Тьерри к мадемуазель Пьюбран, распространенные по городу, сделают его посмешищем всего Каора. Проведя бессонную ночь, Тьерри пришел на работу не в лучшем настроении и, войдя, не поздоровался со своими подчиненными. Латек поспешил ему сообщить:

– Доклад Телю у вас на столе.

– У меня у самого, по-моему, глаза есть! – огрызнулся комиссар. Тьерри внимательно прочитал заключение хозяина гаража, позвонил во Дворец правосудия и попросил свидания с господином Шенебуром.

Шенебур не спеша прочитал бумагу Телю, отложил ее в сторону и, посмотрев на посетителя, спросил:

– Ну и что?

Несмотря на принятое им решение относительно собственного поведения, Тьерри закричал:

– Как что? Вы что думаете, Телю плохо знает свое дело?

– Далек от этой мысли, дорогой друг! Я ведь не отрицаю, что эта записка разоблачает диверсию, но ведь она не называет имени ее автора.

– Вам не кажется, что это превышает возможности служащего гаража?

– Без сомнения, но не возможности комиссара полиции. Дайте мне серьезную улику, которая позволила бы мне вызвать обвиняемого на допрос, и я покажу, на что я способен.

Тьерри не ошибся. Это была новая увертка. Шенебур не хотел рисковать. Он осмелится прикоснуться к сильным мира сего лишь в том случае, если вина их будет очевидна.

– Следуя голосу совести, господин следователь, я считаю, что вам необходимо допросить жителей Блонзатского замка. У случайного преступника нет твердости профессионального канальи, и я уверен, что если вы их хорошенько прижмете…