Фридрих Незнанский - След черной вдовы

— Не, как грачи, — засмеялся Иван, — поди, отко­чевали, где жратва пожирней.

— А может, это они и охотились на хозяина? — спро­сил Филипп.

— Да кто ж его знает, может, и охотились. Зачем ему в кустах-то сидеть? Следил, поди.

— Об этом кто-нибудь еще знает?

— А кто ж нас спрашивает? Вот ты спросил, мы и рассказали. А чтоб вообшче, так молчок.

— И правильно. Меньше знаешь —дольше живешь. Спасибо, отцы, в самом деле, помогли вы мне.

Филипп поднялся. Но его жестом остановил Иван:

—-Не, теперь ты погодь, мил человек! Чего ты про конфетку-то сказать собирался?

— А-а, — словно вспомнил Филя и наклонился над доской. — Тут, отцы, такой вот чудесный эндшпиль у вас наметился. Глядите!

И Филя, будто заправский шахматный мастер, быс­тро сделал ход белым слоном, затем ответил ходом чер­ной пешки, тут же подвинул ладью, и черный конь ока­зался в западне.

— А дальше — дело техники. Черные теряют коня, но делают шах слоном. Белая ладья закрывает, следует обмен, и... белым — мат.

Дав посмотреть позицию, он ловко вернул все фи­гуры на свои места.

— Вот и думайте теперь. Всего вам доброго. Если мне понадобится, еще разок обращусь, можно?

Так мы всегда тут, — нехотя уже ответил Иван, игравший черными и теперь сосредоточенно вспоми­навший ходы Фили, чтобы на этот раз твердой рукой повергнуть противника. Посторонние фразы и люди только мешали ему утвердиться теперь в близкой уже победе.

Такую вот историю рассказал Филипп Кузьмич Аге­ев следователям Генеральной прокуратуры. С разреше­ния, разумеется, своего директора, а так фиг бы он стал делиться с «чужаками» собственными наработками. Но Денис сказал: «Надо, Филя, не жмись...» И он не стал «жаться».

И теперь совершенно в новом свете нарисовалась фигура господина советника юстиции Нехорошева Иго­ря Борисовича, беспричинно упертого в своем нежела­нии делиться с частным сыщиком какими-либо мате­риалами расследования. Впрочем, в данном конкрет­ном случае, то есть в отношении Филиппа, его упрям­ство можно все-таки объяснить чисто профессиональ­ным снобизмом. В конце концов, частный детектив «па­шет», как известно, за крутые бабки, а госслужащий вынужден из кожи лезть за смешную зарплату. Так по­чему же он, Нехорошев, должен делиться, что называ­ется, бесплатно своими собственными наработками с каким-то там Агеевым? Хорошо, назовем это объясне­нием. Но ведь есть и другая сторона дела. Заместитель генерального прокурора Меркулов дал указание про­курору межрайонной прокуратуры передать в Генеральную материалы названного уголовного дела, а также — что следует подчеркнуть особо! — полный отчет о про­веденных следственных действиях. И где же они? И по какой причине в материалах, подготовленных следова­телем Нехорошевым, нигде не фигурирует его вояж с пострадавшей? Это уж ни в какие ворота... Значит, скрыл сознательно! И с фактами, добытыми Филей Агеевым у найденных им свидетелей, о существовании которых наверняка и не догадывается строптивый сле­дователь, можно попытаться крепенько прижать его. Не самим, конечно, это уж на крайний случай, а с по­мощью все того же его непосредственного начальства — прокурора Прохора Григорьевича Демидова. Достаточ­но прозрачно намекнуть тому, что уголовное дело, о коем идет речь, передано оперативно-следственной группе, возглавляемой самим же Меркуловым по пря­мому указанию сверху. А кто у нас наверху? А вот то- то! Вроде ничего и не названо, зато предельно понятен намек, чем может грозить исполнителям явный сабо­таж.

И тут многоопытный Филя Агеев «выдал мысль» о том, что у него имеется еще одно соображение. Он же встречался с этим Нехорошевым, разговаривал с ним, если тот контакт можно было назвать разговором. На­блюдал за его реакцией и поведением. И пришел к вы­воду, что господин следователь вполне мог действовать и по прямому указанию собственного начальника. По­казалось, что он слишком мелок и незначителен — и по внешнему виду, и по характеру, — чтобы предпри­нимать какие-то кардинальные самостоятельные реше­ния. Сопляк он, возвеличенный в собственных глазах, сугубо личным пониманием своей значительности. Во как! Ну да, всякая гнида уверена, что именно ей пре­допределением свыше дано право изменить лицо мира. Жаль, конечно, что нет сейчас в Москве Константина Дмитриевича, один его звонок — и где бы находился этот Нехорощев, одному Богу известно. Ибо то, что он если и не напрямую, то все равно каким-то боком при­частен к исчезновению свидетельницы, даже ежу теперь понятно. Но цель-то у него была какова?

Решили поступить следующим образом. Курбатов вместе с Филей срочно отправляются к свидетелям и официально закрепляют их показания по поводу при­езда и отъезда балерины в сопровождении господина Нехорошева с ее тяжелой сумкой в руках. Предполо­жительно, с вещами, которые могли бы пригодиться женщине при более-менее длительном проживании в некоем укромном месте. Балерины — народ капризный и абы как в дорогу не собираются. Скорее всего, он сам же и помог ей исчезнуть. Но от кого прячутся? Может быть, по ее адресу прозвучали угрозы? Или целью по­кушения был никакой не бизнесмен-уголовник, а имен­но она? Но такая версия в расследовании Нехорошева даже и не рассматривалась, да и какие к тому основа­ния? А если они вдруг появились, где тому свидетель­ство? Много возникает попутных вопросов. Вот на них пусть и ответит следователь своему начальнику, про­курору Демидову. В присутствии «важняка» из Гене­ральной прокуратуры. На худой конец, можно ведь и Александра Борисовича подключить, он тоже любит иногда по чужим мозгам пройтись, не снимая при этом обуви.

А поедет в прокуратуру Рюрик Елагин — как самый рассудительный и сдержанный. И не подверженный, подобно Саше Курбатову, эмоциональным взрывам и неправомерным действиям. Ну а близких сердцу гене­ралов Грязнова и Турецкого, так уж и быть, можно пока оставить на самый крайний случай.

Денис с таким предложением Рюрика Николаевича согласился. И все немедленно приступили к действиям.

Старики из Хамовников, адреса которых предусмот­рительно записал себе Агеев, были найдены каждый у себя дома, и у Филиппа возникло смутное подозрение, что между ними «пробежала кошка». Поэтому с ними пришлось работать отдельно, что оказалось и лучше для дела. Каждый в отдельности вспомнил больше, чем когда они были вместе. Да к тому же и Петр Егорович, и Иван Савельевич прониклись сознанием высокой сво­ей ответственности — ведь теперь их допрашивал в ка­честве свидетелей не простой сыщик из МУРа, а как- никак старший следователь Генеральной прокуратуры из Управления по расследованию особо важных, а зна­чит, и опасных преступлений. Да и внешность у Курба­това была куда представительней, чем у хилого, по ошибочному представлению некоторых, Филиппа. Сто двадцать килограммов живого веса — это все же дей­ствительно весьма солидно для настоящего «важняка».