Фридрих Незнанский - След "черной вдовы"

Никто из милиционеров и сообразить толком еще не успел, как между автомобилями засуетились, забега­ли какие-то люди, и машины, словно подчиняясь чьей- то немедленной команде, разом тронулись с места и унеслись в направлении Петродворца. Позже сказали, что правая сторона лимузина была в буквальном смысле иссечена, истерзана осколками, превратившими двери машины в решето, но колеса и двигатель не пострада­ли, как и сам водитель, отгороженный от салона уси­ленной стенкой. На асфальте после взрыва остались довольно приличная воронка, кровавые ошметки вок­руг, груда окровавленных же тряпок и фрагментов че­ловеческого тела, что при очень большой фантазии можно было назвать останками неизвестной женщи­ны — капитана милиции.

А спустя три минуты, не больше, на место взрыва примчался десяток машин, из которых высыпали пред­ставители Федеральной службы безопасности, охраны президента, МВД и питерского милицейского главка, Минюста, прокуратуры и других, мало кому известных, но, оказывается, напрямую причастных к расследова­нию происшествия организаций...

Участок шоссе немедленно оцепили полосатымилентами; эксперты-взрывотехники, криминалисты и судебные медики занялись конкретной своей работой, а еще не пришедшие в себя, оглушенные сотрудники патрульной службы стали отвечать на вопросы следо­вателей и оперативников.

И тут снова возник вопрос о той куртке дорожно- патрульной службы, которая, по непроизвольному на­блюдению молодого сержанта Новиченко, сидела на женщине как-то мешковато и явно полнила ее. Этого сержанта, как, по сути, единственного свидетеля, и взя­ли в оборот все оперативные службы. Что за женщина? Как выглядела конкретно? Откуда взялась? Почему в милицейской форме, но не в парадной, а в обиходной? Каким образом прошла к самой трассе?.. И еще десят­ки и сотни подобных вопросов, на которые не мог пока ответить никто, а уж сержант Новиченко — тем более, поскольку и наблюдал-то ее с полминуты, не дольше.

Акция была практически сразу квалифицированакак террористический акт, и одного настырного следо­вателя из Управления Федеральной службы по городу Петербургу и Ленинградской области больше всего «на данный момент» интересовал главный вопрос: не чечен­ка ли погибшая? Ну та, которая явно же взорвала себя? А если чеченка, то почему ее допустили до трассы, а не остановили для проверки еще на подходе к шоссе? И почему патрульная служба проявила изрядную беспеч­ность и наплевательское отношение к своим прямым обязанностям? Короче, и тут назревали конфликты, продиктованные в первую очередь отсутствием вразу­мительных ответов на те вопросы, которые уже в бли­жайшие часы станет им задавать и собственное, и чу­жое начальство.

О покушении президенту доложили в тот момент, когда он вместе с гостем из Соединенных Штатов ос­матривал Константиновский дворец и слушал сообщение директора музея, рассказывавшего высокопостав­ленным посетителям об истории дворца и событиях, связанных с ним. Подобно всякому коренному жителю Санкт-Петербурга, неважно, шла ли речь о Петрограде или Ленинграде, Панин, разумеется, как нынче приня­то говорить, был в теме. Поэтому и слушал высоко уче­ного экскурсовода без должного в иных случаях вни­мания. Вот тут-то, заметив, что президент думает о чем- то своем, начальник охраны и доложил ему коротко, без деталей, о происшествии. Панин лишь поднял бро­ви, дрогнул уголком плотно сжатых губ и легким кив­ком подтвердил, что услышал и понял. А следующим кивком отпустил начальника охраны. И больше за весь день ни разу так и не вернулся к этому известию.

Из данного факта был сделан немедленный вывод, что оглашению сие происшествие никоим образом не подлежит. Ни гости, ни тем более пресса ничего не дол­жны знать о том, что случилось сегодня утром на Пе­тергофском шоссе. О том же самом должны быть стро­го предупреждены и невольные (или вольные — в чем предстоит еще хорошенько разобраться!) свидетели кро­вавой драмы. Соответственно и всем службам было до­ведено указание о проведении закрытого расследования.

Естественно, что никакого президентского эскорта в момент взрыва на шоссе и близко не было, да и быть не могло, поскольку маршрут держался в строгом сек­рете. А рвануло что? Вот расследуют и скажут. Может, снаряд или мина, оставшаяся еще со времен военной блокады, тут этого добра хватает, бои-то ведь некото­рые жители еще по собственным детским впечатлени­ям помнят. Запросто могли привезти проклятую желе­зяку из ближнего карьера еще прошлой осенью, неча­янно, конечно, с обычной кучей песка — скользкое до­рожное полотно зимой посыпать...

А чтоб даже случайно не вызвать у вездесущих жур­налистов ненужных вопросов относительно столпотво­рения на Петергофском шоссе в те часы, когда ехали президенты, к месту происшествия подогнали тяжелую дорожно-строительную технику. Возле воронки уста­новили ремонтные щиты, оставив лишь узкий проезд для постороннего транспорта, все заметные спецмаши­ны убрали подальше, чтоб не отсвечивали, а сотрудни­ков правоохранительных органов обрядили в оранже­вые куртки и каски дорожных рабочих. И поставили двоих офицеров из дорожно-патрульной службы, но не в праздничной, а в повседневной форме, махать полоса­тыми жезлами и орать на проезжающих: «Давай, давай!»

В середине дня, как было запланировано протоко­лом, началась личная встреча президентов. А когда она закончилась, оба они вышли в зал к ожидавшим их российским и зарубежным корреспондентам газет, жур­налов, радио и телевидения и в лучших дружеских тра­дициях, сияя улыбками, ответили на многочисленные вопросы представителей средств массовой информации. И ни в одном из заданных вопросов не прозвучало ни­чего такого, что могло бы вызвать негативную реак­цию или даже легкий намек на недовольство у прези­дента Панина. Умеем же работать... И молчать тоже умеем, когда надо...

Как же они надоели всем, эти рокеры, байкеры, рей- серы — черт их разберет! Взяли за моду гонять по ули­цам, понимаешь, на своих навороченных тарахтелках, не обращая никакого внимания — белый день на дворе или глубокая ночь. И милиция неизвестно куда смот­рит. Нет, то есть куда она смотрит, понятно, да пользы от этого смотрения!..

Район-то ведь тихий и тенистый, во дворах много зелени, площадки всякие детские, отдыхает душа, не­смотря на непосредственную близость уж куда как шум­ного стадиона «Лужники», со всеми его спортивными сооружениями, и никогда не затихающего Комсомоль­ского проспекта. Вот там бы и гоняли себе! Так нет же, словно нарочно норовят людям мешать спокойно жить именно тут, ну ни малейшей совести!