Кемель Токаев - Таинственный след

— Я расскажу вам об одной ночи, которую никогда не забуду, — тихо начал Проценко. — В ту ночь нас повезли на расстрел. Мы были в лагере, а как выглядят лагеря, вы, наверное, знаете. Со дня на день ждали, что с нами будет. На краю лагеря, у самой колючей ограды, стоял одинокий каменный дом. Сначала мы думали, что в нем живут охранники, но ошиблись. Это был «дом смерти». Вечерами туда пригоняли партии пленных, а на рассвете людей украдкой выводили из домика к дальнему оврагу и там расстреливали. Казнь была страшная. Скошенных пулями и сваленных в овраг людей обливали бензином и поджигали. Кое-кто еще оставался жив, но каратели жалели патроны, предпочитая, чтобы с раненными расправился огонь. Полуживые кончились в пламени, дико кричали. В первые дни фашисты все это проделывали тайно, но потом перестали стесняться. Так нам открылась тайна одинокого кирпичного дома и страшного оврага.

В ту ночь, когда нас привели в дом, мы и не думали спать. Все знали, как встретит нас рассвет. Он будет последним в нашей жизни. Люди волновались, нервничали. Особенно переживал один товарищ из Ферганы Ташматов. Накануне он с группой пленных видел, как расстреливают и сжигают его товарищей. Потрясенный Ташматов подбежал к оврагу и в исступлении начал кричать:

— Стреляйте, вешайте, делайте что хотите, но зачем вы сжигаете живых людей? Это ужас и зверство. Люди не простят вам этого!

Пленные оттащили Ташматова, спрятали его в толпе. А он бормотал что-то на своем языке, плакал и вырывался из рук. Теперь, когда ему самому предстояло сгореть в пламени, Ташматов просто сходил с ума.

— О аллах, — шептал он, — пощади несчастных, сохрани нашу жизнь.

Но аллах не спас Ташматова. Среди ночи он выскочил из своего угла на середину помещения и начал хохотать и бесноваться.

— Чего сгрудились в кучу? — кричал он. — Шире круг, отойдите. Сейчас Ташматов будет танцевать. Где дутар? Друг, играй веселее. Так, так, хорошо! Еще быстрее, еще, еще...

Ташматов метался по кругу, вздымал руки над головой, подбадривая себя гортанными криками. Потом он вдруг остановился, сверкнул огненными глазами и поклонился всем нам до самой земли. Выпрямился, тряхнул головой и закричал:

— Чего носы повесили? Не унывать! Руки по швам! Разве не видите, что перед вами начальство?

— Этот несчастный, кажется, помешался, — сказал мой сосед.

— Похоже на это, — ответил я.

— Эй, чего мы стоим? — продолжал шуметь Ташматов. — Кто смеет задерживать командующего?

Он рванул рубаху так, что полетели клочья, подбежал к двери и стал бить в нее ногами, стучать кулаками. На его губах появилась кровавая пена.

— Убьют этого несчастного, — сокрушенно сказал кто-то, — держите его.

Открылась дверь, и двое солдат набросились на Ташматова. Они били узбека прикладами, пинали ногами. Но с ним не так-то просто было сладить. Ташматов сам кидался на них, пытался вырвать оружие. Прогремел выстрел, и Ташматов рухнул на пол. Перед смертью он успел еще сказать что-то, но ничего нельзя было разобрать.

Часовые вышли и плотно закрыли дверь. Смерть товарища потрясла нас, и мы долго угрюмо молчали. Говорят, перед смертью человек вспоминает всю свою прошлую жизнь. Она проносится перед его глазами за какое-то мгновение. Не знаю, так это или нет, но мне в ту ночь припомнился большой луг у нашего села и речка, что петляет по лугу. Я увидел себя с ватагой деревенских ребятишек. Мы резвились на лугу, ловили бабочек и зеленых стрекоз. Потом поспорили и подрались. Увидел я и свою мать. Она стоит на лугу и осуждающе качает головой. Зачем, мол, вы, неразумные, шалите, играйте хорошо, не балуйтесь.

Перед мысленным взором встают друзья и знакомые. Я вижу их так ясно, как будто они стоят рядом. Вижу их глаза, улыбки, слышу голоса. Какой-то чудесный сон... Но вдруг видение исчезает и вокруг снова возникает знакомая жуткая картина. Тяжело вздыхают, ворочаются на нарах люди в полосатых одеждах, мои товарищи-смертники. Сердце больно сжимается. Пройдет еще час-полтора, и всему наступит конец. Уже без тебя будет всходить яркое ласковое солнце, без тебя цвести травы, так же будет плыть в небе луна и улыбаться влюбленным. Люди будут пахать землю и убирать хлеб, растить ребятишек, строить дома. Весну сменит лето, потом придет осень и зима, выпадет пушистый снег, но тебе не придется больше ходить по белому снегу. Смерть крепко держит нас в цепких объятиях, нет сил разорвать их.

— Э, люди, — крикнул кто-то, и я очнулся, — видите, зарево, засветилось?!

— Неужели пришел час? Неужели рассвет?

— Нет, нет! — сбивчиво говорит мой сосед. — До рассвета еще далеко, еще не время всходить солнцу.

Я увидел в каменной стене под самым потолком зарешеченное окно. Свет едва пробивался через него. Но рассвет приближался, а с ним приближался и наш конец. Пленные привстали на нарах и протянули руки к маленькому окошку, точно пытаясь преградить путь рассвету. И тут мы услышали ошеломившие нас слова:

— Товарищи! Бегите, спасайтесь... — голос был твердый и спокойный. Распахнулась железная дверь, и в камеру ворвался свежий воздух. Путь открыт, но люди не двигаются с места. Никто не верит в неожиданное освобождение. Мы столпились у стены и молча глядели в темный провал двери, не покажутся ли в дверях часовые и не начнут ли убивать нас так, как застрелили ночью несчастного Ташматова. Но голос снаружи торопит нас:

— Бегите, товарищи, скорее бегите!

— Э, все равно умирать! — крикнул я и бросился к двери. — За мной, друзья!

Все вдруг сорвались с места и бросились бежать. Очутившись на улице, узники разбежались в разные стороны. Через минуту на территории лагеря поднялась беспорядочная стрельба. Я бегу, не чувствуя земли под ногами. Кто-то торопится рядом со мной. Я не окликаю его. Чего кричать зря? Это один из моих товарищей по несчастью, и мы успеем еще с ним поговорить, если останемся живы. Спотыкаюсь, падаю, и на меня обрушивается бегущий сзади.

— Кто ты? — спросил я, но вместо ответа получил приказание.

— Молчи и слушай внимательно, — проговорил человек, упавший рядом со мной. — Собери всех, кого отыщешь, и веди в сторону Переяслава. Там много лесов, и вы сможете укрыться от погони.

— Это вы спасли нас, — обрадовался я. — Вот спасибо. Мы уже приготовились умирать, и вдруг такое чудо.

Человек в двух словах объяснил мне, кто он и откуда, и сообщил ваш адрес. Как вы, наверное, догадываетесь, этим человеком была Ирина. Она попросила меня обязательно побывать у вас. Я собрал группу беглецов и повел ее к лесам. По дороге многие остались в деревнях у своих знакомых. Нас теперь маловато, но люди, в общем, есть.

— Вот почему я пришел к вам, — закончил рассказ Проценко. — Надеюсь, теперь вы мне поверите и примете, как товарища.