Иван Мотринец - Красиво жить не запретишь

— Такая наша сволочная работа. Уговаривай, убеждай. Какое там — взломаем дверь! После не отпишешься. Знаете, какие преимущества у любого хулигана перед милиционером? Тот тебе плюнет в лицо, пошлет подальше кузькиной матери, а ты — не моги. Бывает, конечно, что срывается наш брат, не из камня. Но плохи его дела, ежели два свидетеля покажут: превысил работник милиции свои права.

Анна Петровна, дворник, молча, в стороне наблюдавшая сцену, подошла к двери, сказав:

— Попробую-ка я, — постучала дробно, часто — Настя! Открывай, я здесь, дворничиха, тетка Ганя. Мне тут поручили книжку твою взять, по которой за квартиру платите. Я объяснила уже, что ничего такого за пашей квартирой нет, тетка с мужем на морях, а ты девка хорошая, какие там фулиганы! Открывай, Настя, они ведь не знают, кто ты, начнут ломать — поздно будет.

Прислушивающийся у самой двери Скворцов услышал легкие — женские шага и вновь — тишина Яворивский достал перочинный нож, нарочито громко стал просовывать его в дверную щель, крикнул:

— Взялись!

Тут же прозвучало быстрое, нервное:

— Не ломайте, я сейчас, сейчас открою, за ключом сбегаю.

Дверь действительно распахнулась, у проема стояла изящная, взлохмаченная девушка в длинном серебристо-голубом халате. Худенькое сонное лицо казалось испуганным.

— Ну вот, старым знакомым не открываешь, — первым заговорил Яворивский, первым же переступив порог. — Ты одна? Ясно. Приятелям и подругам, скажи, чтоб не играли в прятки. Выясним, что требуется, и все свободны, ежели выполняют главные заповеди: не убий, не укради и так далее.

Настя молчала, однако испуг как бы стерли с ее лица. Теперь оно улыбалось и было, несомненно, красивым. Валентин подумал, что, верно, так выглядит чувственная красота: пухлый, с капризным изгибом рот, большие, как будто влажные, только что промытые, беззастенчивые зеленые глаза, длинные черные ресницы, оставляющие, вздрагивая, след краски почти под бровью. Худенькая, стройная, но грудь и бедра не теряются под тонким халатом. Заметил и совсем крошечную ступню. Породистая девица. Может, таких рыжих писал Ботичелли, впрочем, в те времена ценились женщины с более пышными формами. И еще подумалось Валентину, что пять таких Насть потеряются перед неуловимо нежным обаянием Инны.

Яворивский, между тем, распахнул широкий одежный шкаф и из него, как в известном анекдоте, вышел… нет, не мужчина — длинноногий юнец в кожаном пиджаке. Затем висящая одежда заколыхалась и выпустила еще одного, полуодетого. Из смежной комнаты появилась девица в узеньких кружевных черных трусиках и сразу же зачастила:

— Вам еще придется извиняться за то, что ворвались в чужой дом, людей запугивали, к женщинам клеились!

— Бесстыжая ты девка, а никакая не женщина, возмутилась Анна Петровна, вынула из шкафа какую-то цветастую тряпку, бросила белобрысой девице на голое плечо. — Прикрой срамоту, как после на люди покажешься!

— Зайцы во хмелю, спокойно отозвался Яворивский. — Сейчас мы их соберем, погрузим, доставим и во всем спокойно разберемся. Настя, свистать всех наверх!

Настя безмолствовала. Конечно, инициативу проявила Анна Петровна. Ее тут же зло обругали в два голоса, и из ванной появилась полуголая парочка.

— Настя, все в сборе? — поинтересовался Яворивский.

— Боб, выходи! Ничего тебе не сделают, — заговорила, наконец, рыжая.

Боб вышел, единственный из всей честной компании одетый, обутый, хмурый, длинноволосый, явно уже протрезвевший тоже в отличие от других. Не оставалось сомнений, чем занимались молодые люди. Стол в гостиной еще вполне мог накормить-напоить стольких же. На бутылках с коньяком, шампанским, десертным вином красовались штампы ресторана «Москва». Харч, очевидно, был тоже оттуда. Пошиковали детки. Спальные места — диван, тахта, кровать, разбросанная одежда говорили и о другом занятии.

— Откуда деньжишки? — подняв пустую бутылку «Чайки», вопросил Яворивский. — Ничего, ребятки, поедем в управление, выясним ваши личности и все остальное.

— Не имеете права на арест! — голос одетого юноши звенел — от волнения ли, страха?

— До ареста еще не дошло. Но хозяева квартиры, уверен в гости бы вас не позвали. Их интересы мы сейчас и защищаем. Заодно выясним, совершеннолетняя ли эта сердитая и пьяная особа, — указал Яворивский на ту, что появилась из комнаты и своим подростковым, неразвитым телом отнюдь не напоминала Афродиту, появившуюся из пены морской.

Майор, бросив «пять минут вам на одевание», пошел вместе со Скворцовым в обход по комнатам. Ясно, как дважды два. Валентину же, покидая негостеприимную квартиру, посоветовал дружески:

— Поехали, для тебя может оказаться полезной моя информация. Пару-тройку идей подброшу.

Скворцов, поблагодарив Анну Петровну и пообещав зайти после обеда, сел с Яворивским в уазик. Позже сыщик не раз будет в мыслях возвращаться к делу об убийстве Черноусовой и поражаться собственной слепоте, будет скрипеть зубами от бессилия что-либо переиначить, вовсе в тот день не встречать бы Яворивского. Но в тот день…

— Вот мои досье, Валентин. Тут на любой вкус; Удивлен? Но вторая древнейшая профессия никогда не исчезала, ни при одном строе. В обществе развитого социализма и коммунистической морали спрос на нее год за годом повышался. И, думаешь, я пожинал лавры победителя, борца за высокие моральные устои? Моя возня сродни охоте на ведьм. Проституции в стране Советов не существует. Бороться с призраками донкихотство. Даже с такими, запечатленными на снимках.

— Однако такое досье не соберешь за пару лет…

— Верно. Разумеется, собрал я этот букет незабудок не впрок, до выслуги лет, и не затем, чтобы приятелей поразвлечь. Он хорошо работает сейчас. Рановато тебя посвящать в эту подпольную жизнь, но чего не сделаешь для хорошего человека. Итак, старший опер, как бы ты пристегнул в делу об убийстве этот благоухающий цветник?

— Убита, напомню, старуха, принадлежащая к элите. Судя по всему, ее имущество осталось в целости.

— Ну, брат, ты еще под стол пешком ходишь. Ладненько, ознакомься тут, разложи пасьянс, раскинь мыслью, потом потолкуем. Кстати, две пташки из тех, что мы сейчас сюда доставили, имеются в этих папках. Вспомни, ни одна и бровью не повела, что мы старые знакомые. Обе известны в вендиспансере, но с тех пор они подросли, от скамеечной любви до уютного гнездышка — большой и трудный путь. Работай.

Скворцов остался один. Со снимков, в основном, глядели на него очень молодые и пресимпатичные физиономии. Какое же свинство — мужская похоть. Пошел бы хоть один к проститутке при условии, что другой в это время с его сестрой не будет церемониться? Попадаются в «досье», и часто, лица интеллигентные, умные. Не может быть сомнения, что основной клиент — не пацаны, а мужики с толстым бумажником. Жены, конечно; имеются, потому что свободного мужика, как правило, ублажают бесплатно, в кредит.