Иван Мотринец - Красиво жить не запретишь

Был, как догадывался Яворивский, один, был всем для Маши, совсем еще тогда, видно, зеленой. Девочки интеллигентные, начитанные любят выстраивать пьедесталы. Кумир, без сомнения, оказался законченным подлецом. А Маша, с которым по счету, вновь и вновь себя убеждает: все мужики — подлецы. Унижает себя же? Сложная тут арифметика. Кто знает, не более ли унижены бывают те жены, которые благоверным готовы ноги мыть. И моют.

Маша, по наблюдениям Яворивского, скоро должна бросить случайное ремесло. Знал он, конечно, ее уязвимые точки.

— Хороша Маша, да не наша. Извини, я по-дружески: что, не хватает на бюстгалтер второго размера? Не твой это стиль.

— Василий Иванович, может, поговорим о деле? Вы ведь не родственник убитой, чтобы портрет ее показывать. Кстати, ребят слишком долго держите, все-таки я их, можно сказать, втравила.

— Убийством занимается капитан Валентин Скворцов, это он первым постучался в десятую квартиру. Он и решит, как с вами дальше быть. Ребят ваших, что тебе рассказывать, проверим, и ежели чисты — вольная воля. А ты и Настя могли бы помочь следствию, чует моя душа. Настя вообще соседка убитой, глаз у нее острый. Кстати, мужик на снимке не вызывает у тебя никаких эмоций?

— Вызывает. Резко отрицательные. Я ведь уже сказала: таких обожают скучающие чужие жены. А почему он сбежал? От алиментов?

— Нет, взяточник, кажется, много хапанул. Так что, пошли знакомиться с капитаном Скворцовым?

У Скворцова, в отличие от Яворивского, разговор с Настей, можно сказать, не состоялся. Его вопрос, ее ответ: нет, да. Самообладание Настя проявила завидное, Валентина она вежливо, умело игнорировала, однако придраться было не к чему. Да. Нет. Во взгляде ни тени наглости или там насмешки. Да. Нет. И такими они бывают, проститутки? — думал Валентин, невольно замечая, какие необыкновенно золотые волосы у этой девушки, сидящей спиной к окну.

Отчего человеку не дано предчувствовать опасность, грозящую не ему — другому? «Нам не дано предугадать…». Эти «знакомства», навязанные Яворивским, Валентин будет вспоминать часто, слишком часто, чтобы считать себя удачливым оптимистом, каким был прежде. Будут минуты, когда ему отчаянно захочется оказаться в Афганистане, в бою, с автоматом.

Сыщик не уехал в Афганистан не потому, что боялся испытывать судьбу. Официальная дозволенность убивать… Его, Скворцова, кровные враги действуют здесь, в мирном, почти европейском городе.

Жукровский решил действовать по обстоятельствам. Авантюризм был у него в крови и на сей раз завел его в опасный тупик. Того и жди, обложат, как волка на охоте. Нечего надеяться на неопытность охотников, когда их много, слишком много. Жукровский особо не ломал голову над вопросом: кто мог убить Черноусову. Любить Надежду Николаевну было не за что, ненависть она способна была пробудить у многих, поддерживающих с ней не шапошное знакомство. Ясно, что убийца действовал обдуманно, то есть, обезопасил себя. И это означало утроенную опасность для него, Жукровского.

Дернул черт податься в бега! Сейчас, после убийства Черноусовой, весьма красиво можно было практически вовсе выйти из паршивой игры. Любое алиби сработало бы в его пользу. А взятки, то бишь, гонорар брала Черноусова. Да, чужими руками. В данном случае — его, зависимого от нее человека. Она его шантажировала. Словом, был шанс и весь вышел. Как теперь? Куда?

Человек, ценящий компактность, уют, особый психологический климат Львова, не может восхищаться слишком шумным, бесконечным Киевом. Жукровский бесцельно бродил киевскими улицами, отрабатывая варианты дальнейших действий. После обеда позвонит Зине на работу: якобы вырвался на полчаса перекусить, в командировке человек предполагает, а располагают другие. Вечер ему предстоит длинный — к Зине идти опасно, даже если ее еще не вычислили.

Хорошо бы вообще оборвать с ней общение, был-сплыл. Но у него в Киеве только деловые связи, медицинские, которые не менее опасны. Зина может и должна помочь ему удачно покинуть столицу. Придется, очевидно, открыться, но в чем и насколько? Не преувеличивает ли он опасность, полагая, что в связи с убийством Черноусовой за него возьмутся всерьез?

Решился все же, успокоенный дневным телефонным разговором с Зиной, позвонить в некотором роде крестному отцу в медицине. Умный, жизнерадостный старик, доктор меднаук. Главное по нынешним временам — хлебосольный, жена весьма мила, лет на пятнадцать его моложе. Коньячок, преферанс, кофе — и нет вечера.

Анатолий Михайлович оказался дома, узнав, потребовал:

— Ждем вас, Вячеслав. Никаких «нет», раз завтра возвращаетесь домой. Жена вот-вот вернется из института, никаких планов на вечер у нас нет. Ждем!

Вечер прошел точно по схеме Жукровского; ужин, беседа, преферанс. Раздражали развязанность и глупость сына профессора, здорового детины, подчеркнуто не жалующего симпатичную мачеху. Но Жукровский умел не замечать того, чего не следовало. И в первую очередь чужие семейные проблемы. Достаточно своих.

Уже темнело, хотя на часах полвосьмого. Что прикажете делать одинокому, бездомному мужчине в большом городе в восемь вечера и далее? Ресторан? Не то настроение, к тому же бездарно — завалиться вечером одному в ресторан. Прилипнет шушера. Такого бессмысленного, тоскливого вечера в его жизни не бывало.

Резко не нравилось собственное настроение, душевный скулеж. Прошел энергично несколько кварталов, вскочил в троллейбус. К дому, где жила Зина, приблизился со стороны двора. Где-то рядом должны быть гаражи, склад тары. Неужели опоздал? Время еще детское, гастрономы открыты. Да вот же они!

— Привет честной компании!

— Что надо? — отозвался тот, что помоложе, с испитым, мятым лицом.

— Дело есть.

— Ты кто, легавый?

— Разве похож?

— Не похож. И какое же дело? — заговорил маленький, сухонький человек неопределенного возраста, доставая из тарного ящика сначала пустой стакан, за ним бутылку-гранату «Аромат степу», опорожненную на две трети.

Жукровский кожей ощутил, что не готов к общению с этими то ли бомжами, то ли алкоголиками-хрониками, что и он явно раздражает их. На мгновение стало по-настоящему страшно: не ждет ли его самого, тоже отныне отверженного, схожая участь? Нет, еще не вечер. Ежели и пустили по его следу милицейскую свору — не равносильна ли такая погоня охоте с дворнягами? Побрешут — шума много, и только.

Если даже допустить, что его все же задержат — схватят, арестуют он даже в мыслях обходил подобный лексикон а произойти такое может только случайно, он способен защитить себя. Без труда докажет, что был в другом конце республики в день убийства старухи. И вообще никуда, ни от кого не скрывался, поехал достать деньги — после того, как старуха дважды по-крупному надула его и несчастных родителей: во-первых, ребят не приняли в институт, во-вторых, эта старая стерва прикарманила деньги. Детали можно отработать, еще не вечер — не вечер жизни. Заговорил спокойно, взвешенно: