Эллен Полл - Труп на балетной сцене

Затем вспомнила неподвижную Электру, расплывающуюся лужицу крови у ее ног. И ответила:

— Да, готова.

Лэндис позвонил ей вечером около семи. Не было никаких надежд выявить мистенфло в анализах крови Электры. Доктор Чен объяснила, что единственная лаборатория, в которой имеется оборудование, чтобы сделать подобный анализ, находится в Монреале. К тому же вещество распадается в крови в течение двух часов после введения в организм.

Мадемуазель Вэлланкур вспомнила, что около месяца назад она не могла сообразить, куда засунула пару таблеток мистенфло. Но потом решила, что переложила их в контейнер для лекарств, который постоянно носит в сумочке. Лекарство у нее повсюду: дома, на работе, в кошельках. Оно требуется ей постоянно. Очевидно, что Викторин, когда прошло столько времени, не могла заявить под присягой, что таблетки были украдены.

А Фрэнк Эндикот, когда Лэндис спросил, не пропадала ли у него пара таблеток экстази, откровенно рассмеялся, но, вспомнив, что разговаривает с представителем закона, спохватился и ответил, что в те давние-давние времена, когда он торговал такими вещами, никогда не вел столь скрупулезного учета товара.

Вот и все.

— Сожалею, Джули, — добавил Мюррей. — Мне по душе твоя теория. Возможно, что ты права. Но все, что ты накопала, мы, полицейские, называем пузырями. Даже если представить, что Викторин подтвердила бы пропажу нескольких таблеток, мне еще ни разу не приходилось слышать о свидетелях-нюхательщиках.

— Очень остроумно.

— Не кати на меня бочку, дорогуша. Я бы вытряс из парня душу, будь у меня хоть одно настоящее доказательство. Вот если бы ты заставила тогда тупицу Пелтца забрать с собой рюкзак, у нас была бы четкая цепочка улик, и, как знать, не исключено, мы сумели бы воспользоваться тем, что обнаружили внутри…

— Мне как-то не приходило в голову…

Мюррей как бы не заметил, что его перебили.

— …и состряпали бы дельце. А так, не доказательства, а тухлятина. Мне нечем припереть субчика к стенке. Извини, Джули. Иногда плохие парни берут верх над хорошими.

Во вторник седьмого сентября, в день гала-открытия шестьдесят второго сезона балетной труппы Янча в Нью-Йорке, Джульет послала Рут дюжину роз и карточку с пожеланием успеха на диккенсовском поприще.

Рут позвонила перед самым полуднем, поблагодарила за цветы и спросила:

— Не знаешь, сильно брызгает, когда человека рвет?

— А что?

— Я донервничалась до того, что меня вот-вот стошнит.

— Может, не стоит крепиться?

Последовала пауза.

— Держи трубку подальше от уха, — посоветовала Рут.

Джульет поспешно отдернула телефон, и вовремя — спасла ухо от нестерпимого вопля.

— Боже правый! — Когда эхо замерло в проводах, она снова взяла трубку. — Ну как, тебе лучше?

— Вроде бы.

— Вот и отлично. Тогда до вечера. Желаю успеха!

— Спасибо, Джульет.

Джульет пригласила на премьеру «Больших надежд» Мюррея — жест примирения, в чем-то сродни оливковой ветви: пусть знает, что она не затаила обиды из-за того, что он не пожелал разрабатывать ее теорию насчет виновности Харта Хейдена.

Со дня их встречи прошла неделя, и, хотя Джульет считала, что не ошиблась, и продолжала надеяться, что правда каким-нибудь образом выплывет на свет, она простила Лэндиса и даже его идиотскую шутку насчет свидетелей-нюхальщиков (уж во всяком случае, смешнее звучало бы «свидетели-носы»). Подулась, а потом в который раз решила, что Мюррей вел себя в высшей степени профессионально. Утверждал, что закон требует веских доказательств, — так оно и есть. Но все-таки Джульет заставила Кэролин Кастингэм разбить кувшин с молоком о голову графа Саффилда.

Приглашая Мюррея, Джульет не подозревала, что тот облачится в смокинг. Лэндис в смокинге — к такому зрелищу она не была готова! Но когда кавалер появился на пороге, он выглядел потрясающе: в черно-белом, стройный, свежий, элегантный, сильный, словно сошел с рекламного плаката всего рода мужского. Остатки обид испарились как дым, и Джульет возблагодарила тот импульс, который заставил ее надеть свой самый изысканный наряд (точнее, единственный изысканный наряд): длинное серебристое платье — вышитая юбка с разрезом на боку — и украшенный бисером жакетик. Последняя отлучка из студии Янча не пропала даром — Джульет использовала время, чтобы подправить свой имидж, и теперь чувствовала себя нежной, свежей и симпатичной. Кстати, выражение лица Мюррея ни в коей мере не опровергало ее ощущений.

— Потряс, — объявил он и протянул прозрачную коробку (таких Джульет не видывала со времен школы). Внутри находилась искусно прикрепленная к бледно-лавандовой ленте темно-лиловая орхидея. Мюррей открыл коробку, достал цветок и прикрепил к ее поясу. Но при этом старался держаться от Джульет не меньше чем в трех футах. Тонкая операция: ей следовало терпеть случайные прикосновения огрубевших, но ловких пальцев скульптора.

Джульет кольнуло удивительное чувство радости. Мюррей явно понял ее настроение, когда она его приглашала. А орхидея с ее намеком на давно ушедший мир заставила испытать нежную застенчивость. Очень похоже на Лэндиса — принести что-нибудь очень невинное и в то же время с культурным подтекстом. Джульет не нашла слов, лишь благодарно улыбнулась. И он, довольный ее реакцией, улыбнулся в ответ.

Она отошла взять из шкафа в коридоре кашемировую шаль. Дни стояли все еще по-летнему теплые, но к вечеру холодало и, насколько помнила Джульет, в Кадуэлл-холле можно было запросто замерзнуть.

— Доктор Бодин!

Со стороны кухни показалась Эймс с высокой охапкой звездообразных лилий на длинных стеблях в руках. На время отсутствия Джульет она оставалась руководить поставщиком продуктов, флористом и полудюжиной других людей, которые уже начали готовить квартиру к ночной вечеринке.

— Куда вы хотите, чтобы их поставили: в стеклянные вазы или в корзины?

— Мне кажется, в корзины, но лучше посоветоваться с флористом, — ответила Джульет, снова повернулась к Мюррею, но вдруг заметила, как сразу изменилось его лицо: помрачнело и сделалось злым, словно его что-то внезапно обидело. Такой здоровый букет лилий, поняла она, по сравнению с которым орхидея на ее талии стала казаться совсем крохотной. И в ответ рассердилась: что за тупость и детский эгоизм! Неужели он считает, что если женщина может позволить себе покупать букеты, то ее не способен растрогать один-единственный подаренный ей цветок? Она же объяснила, что собирается устроить вечеринку после премьеры «Больших надежд» (соврав Гейл, Джульет решила претворить свою ложь в жизнь). Неужели Мюррей решил, что гостей станут угощать пивом и попкорном в комнатушке с бумажными обоями рубчиком?