Николай Черкашин - Опасная игра

Этот бетонный бункер, выбраться из которого можно только мысленно, тоже был в его прошлом — в виде отсека подводной лодки. И он сумел выбраться из него живым и невредимым. Сумеет ли и сейчас выбраться?..

«Слышишь, Еремеев, сукин ты сын, сумел забраться, сумей и выбраться! Разве ты не стал за все эти годы профессиональным проходчиком тупиков и лабиринтов? Ты самый настоящий сталкер, Еремеев! Ты уже не можешь жить без риска, как алкаш без водки, как ширяла без иглы. Ты самый настоящий наркоман! Не фига!.. Я — Стрелец, Стрелец никогда не умрет в своей постели».

И снова взвыл мамин голос: «Ты, Олежек, геройски преодолеваешь преграды, которые сам же и создал. Ну, зачем тебе было надо сюда соваться?! Скажи на милость?!» — «Наверное, ты права, эта наша родовая, а может быть, и национальная черта — городить себе турусы на колесах, а потом устраивать переход Суворова через Альпы».

Голос отца молчал…

Ночью ему приснилось, как он взбирается по шахте рубочных люков, а трапа нет. Он упирается спиной и коленями в стальном колодце и медленно поднимается, рискуя сверзиться на стальную палубу Центрального поста. Вот и верхний люк, вот руками дотянуться можно. Но что это? Рукояти кремальерного запора провернулись сами собой, люк с грохотом откинулся и сверху полетел поднос с тарелками…

Поднос с алюминиевыми мисками, наполненными овощным рагу и тремя кусочками сыра, с лязгом и грохотом выскочил из элеватора.

— Подъем, — мрачно скомандовал Максим и ушел умываться. Еремеев спрыгнул с койки и первым делом, распахнув железные створки, просунул голову в шахту элеватора. Однако в кромешной тьме рассмотреть ничего не удалось.

— Наиль, а ты слинять отсюда не пробовал?

— Безнадега, — махнул рукой башкир. — Я тоже туда заглядывал. Там люк на запоре.

— А если я открою? Поможешь?

— Не стоит. Попадемся, сразу на разборку пустят.

— Все равно к рыбкам отправят, днем раньше, днем позже.

— Обещали через месяц на шампиньоны перевести.

— Это еще что за гадость?

— Да грибы они тут выращивают. В соседнем бункере.

Дерьмо из кишок выдавливают, компост делают. На нем и растят. У них ничего не пропадает. Стопроцентное безотходное производство. Людей на запчасти, черепа на пепельницы, кал на шампиньоны. Нутрий еще выращивают. Из шкурок шапки шьют.

— Бежать, Наиль, надо, бежать! Я люк отопру. У меня ключ-вездеход есть.

— Ну?!

— Пойдешь?

— Ну, если откроешь… Тут наверняка надо.

— Наверняка. А этот, — кивнул он на койку Максима, — пойдет с нами?

— Нет. Он сам сюда пришел. Легкой смерти ждет.

— А ты?

— Меня бухого подобрали. Нажбанился в сиську… День Независимости отмечали.

— После ужина рванем. Лады?

Наиль протянул руку. И тут распахнулась дверь. Максим вернулся вместе с Шарпеем. От их неожиданного общего появления Еремеев даже вздрогнул: уж не подслушали ли? Но санитар поманил его в коридор. Вышли.

— Здесь твоя краля, — шепнул Шарпей. — У шефа живет.

— Ты можешь ей сказать, что я здесь?

— Этого нам нельзя! — испуганно помотал башкой санитар. — Сразу в разборку пустят.

— Ну ладно, и на том спасибо.

— Рубайте быстрее! Там уже троих привезли.

В предоперационной Еремеев царапнул руку о шплинт каталочного колеса и попросил у врачей кусок пластыря. Из-за стеклянной двери высунулся хирург в зеленом халате и стерильной маске, молча кивнул на стенной шкафчик. Еремеев оторвал сантиметров десять и замотал запястье. В костедробильне он спросил у Наиля, не знает ли тот плана кухни.

— Без понятия. Ни разу не был. Знаю только, что мужик готовит.

— Он ночует там?

— Хрен его знает. Вроде вольнонаемный. Должен домой уходить… Может, не стоит все это, а? Отсюда не сбежишь. А так, глядишь, тебя в хирурги возьмут, меня на шампиньоны бросят? Тут долго не задерживаются…

— Ладно. Вечером потолкуем.

Вечером после ужина Еремеев сам сложил пустую посуду на поднос, задвинул его в элеватор и нажал пусковую кнопку. Затем заглянул в шахту. В тот момент, когда наверху открылся люк, сноп света тускло осветил бетонную трубу квадратного сечения. Еремеев мгновенно прикинул высоту — метра четыре.

— Интересуешься? — недобро хмыкнул Максим. — Тут многие интересовались…

— Слушай, дед, — вскинулся Еремеев. — Ты смерти ждешь? Хочешь я тебе легкую-прелегкую кончину устрою?

— Не трожь его, — вступился Наиль. — Он и так от рака сдохнет.

Максим молча завалился на койку и повернулся к ним спиной.

Выждав, когда по его понятиям наступила глухая заполночь, Еремеев, благо свет на ночь не гасился, слез на пол и достал из тумбочки деревянную полку, облюбованную еще с обеда. Она была чуть шире подноса, но прекрасно вошла в элеватор. Наиль с интересом следил за его приготовлениями. Максим храпел.

Достав из кармана «листик», Еремеев прикрепил мину лейкопластырем к крышке трехногого табурета, затем осторожно просунул его в створки элеватора и поставил на тумбочную полку так, чтобы «листик» уткнулся в середину верхнего люка. Хватит ли сорока граммов взрывчатки? Вот что сейчас волновало его больше всего на свете.

— Помоги! — позвал он Наиля.

Вдвоем они перевернули обеденный стол и придавили столешницей створки элеватора. Стол же прижали подтащенной двухярусной койкой. Перекрестившись, Еремеев ткнул пусковую кнопку. Табурет с миной медленно поехал вверх.

— Открой рот! — предупредил он парня. — И закрой уши.

И вовремя… грохнуло так, что койка и стол отлетели к двери и враз погасли лампы дневного света, просыпавшись вниз стеклянным дождем.

Вытащив из элеватора обломки искореженной табуретки, Еремеев с трудом протиснулся в бетонный ход. Хотя в шахте стояла кромешная тьма, но по тому как потянуло сквозняком, он понял — взрыв сделал свое дело.

— Бери второй табурет и лезь сюда! — приказал он Наилю. Сам же поджал ноги, расклинившись в трубе спиной и коленями — точь в точь как во вчерашнем сне. Почувствовав под стопами опору, поднялся еще выше, подлез вверх сколь смог и снова завис в элеваторе, подтянув ноги. Кряхтя и матерясь, Наиль втиснулся меж створок, сел, подняв на вытянутых руках табурет, а вместе с ним и Еремеева. Глаза слегка привыкли к темноте и различали темный прямоугольник распахнутого лаза.

— Наиль, голубчик, я подлезу еще немного, соберусь. Попробуй встать в полный рост!

После отчаянной возни и акробатических ухищрений рослому парню удалось, наконец, выпрямиться, табурет резко пошел вверх, и Еремеев почти по грудь высунулся из проема сорванного люка. Отдышавшись, он изо всех сил рванулся и… застрял… Верхний люк оказался уже нижнего. Не хватало каких-то миллиметров. Наиль устало опустил его вниз.

— Потерпи чуток. Я сейчас… — Еремеев высвободился из комбинезона по пояс, собрал смазку с обрывка роликовой цепи, растер ее по плечам и попросил повторить подъем. На этот раз, сдирая кожу о железную раму и выдохнув из груди весь воздух, он пролез в «игольное ушко». Огляделся. Кухня: электропечь, полки, разделочный стол. То, чего искал глаз — не было… Тогда он стащил с себя комбинезон, скрутил в жгут и сунул в шахту. Наиль взобрался по нему, как по канату, но с первой же попытки взять проем, понял всю безнадежность предприятия.