Ю Несбё - Полет летучей мыши

– Кто этот…

Сандра покачала головой:

– Нет, Харри. Я не скажу. В нашей работе не так много правил, но одно из тех, что есть, – не рассказывать, кто твои клиенты. И это хорошее правило.

Харри вздохнул.

– Боишься, – сказал он.

Глаза Сандры сверкнули.

– Брось, Харри. Не выйдет.

– Можешь не рассказывать мне, кто он, Сандра. Я и так знаю. Просто ответь: боишься ты его или нет?

– «Знаю», – раздраженно передразнила Сандра. – Откуда же ты знаешь?

– Увидел камешек, который выкатился из твоей сумки. Зеленый хрусталь, Сандра. Я его узнал по звезде, которая на нем нарисована. Тебе его подарил он. Камень из маминого магазина. «Хрустальный храм».

Она смотрела на него большими черными глазами. Красные губы застыли в уродливой гримасе. Харри осторожно положил ей руку на плечо.

– Почему ты так боишься Эванса Уайта, Сандра? Почему не хочешь сдать его нам?

Сандра отдернула плечо. И снова отвернулась к окну. Харри ждал. Она шмыгнула носом, и Харри протянул ей платок, который носил в кармане на всякий случай.

– Представь, не только у тебя дела идут паршиво, – наконец прошептала она, повернувшись к нему. В глазах прибавилось красных прожилок. – Знаешь, что это? – Она задрала рукав платья, и Харри увидел на руке множество воспаленных уколов, кое-где с коростой.

– Героин? – предположил Харри.

– Морфий, – ответила Сандра. – Не каждый в Сиднее им торгует – все равно все скатываются на героин. А у меня на герик аллергия. Не выношу. Как-то попробовала – чуть не сдохла. Так что мой яд – это морфий. В последнее время на Кингз-Кросс только один человек может доставать морфий в нужных количествах. И расплачиваться он просит… игрой. Я навожу марафет и надеваю парик. Все нормально, мне, скажем прямо, до фонаря, главное – морфий! К тому же есть психи и почище, чем те, кто просит тебя нарядиться их мамочкой.

– Мамочкой? – переспросил Харри.

– Наверное, ненавидит ее. Или любит сверх меры. Не знаю. Он мне не говорил, а я и спрашивать не хочу! – Она глухо рассмеялась.

– А почему ты решила, что он ее ненавидит? – спросил Харри.

– В последние разы он был грубее обычного, – объяснила Сандра. – Поставил мне пару синяков.

– Душил? – спросил Харри.

Сандра покачала головой.

– Пробовал. Это было, когда в газетах писали про девчонку из Норвегии, которую задушили. Он просто положил мне руки на шею и велел не дергаться и не бояться. Я потом об этом и не вспоминала.

– Почему?

Сандра пожала плечами.

– На людей влияет то, что они читают и смотрят. Например, как-то у нас крутили фильм «Девять с половиной недель». Тут же куча клиентов захотели, чтобы мы ползали вокруг них голыми, а они сидели в кресле и наблюдали.

– Дерьмо, а не фильм, – заметил Харри. – Продолжай.

– Ну, ухватил он меня за шею, надавил большими пальцами на горло. Нет, не больно. Но я сорвала парик и сказала, что мне эта игра не нравится. Он пришел в себя и сказал, что все в порядке. Не знает, что на него нашло. Мол, это ничего не значит.

– Ты поверила?

Сандра пожала плечами:

– Ты не знаешь, как сильно зависимость влияет на отношение к людям, – и допила виски.

– М-да? – Харри скептически покосился на непочатую бутылку колы.

Маккормак нервно барабанил пальцами. Хотя вентилятор работал на полную мощность, Харри вспотел. Толстая соседка Отто Рехтнагеля рассказала много. Пожалуй, слишком много. Но, к сожалению, ничего полезного. В ее неприятном обществе даже Юну было тяжело проявлять свое неизменное дружелюбие.

– Fat ass, – улыбнулся он, когда Уодкинс спросил, какое впечатление она на него произвела.

– Что-нибудь прояснилось с девушкой из Сентенниал-парка?

– Не то чтоб очень, – ответил Лебье. – Но, как выяснилось, послушной девочкой она не была, баловалась таблетками и недавно устроилась на работу в один из стрип-клубов на Кингз-Кросс. Ее убили по пути домой. Двое свидетелей видели, как она заходила в парк.

– Всё?

– Пока да, сэр.

– Харри, – Маккормак отер пот со лба. – Какая у тебя версия?

– Последняя, – вслух бросил Уодкинс.

– Ну, – начал Харри. – У нас нет доказательств того, что Эндрю действительно разговаривал с кем-то, кто в день убийства Ингер Холтер видел Эванса Уайта в Нимбине. Стало известно, что Уайт не просто интересуется блондинками – у него это переросло во что-то совсем иное. Возможно, стоит узнать побольше о его взаимоотношениях с матерью. Постоянной работы или места жительства у него никогда не было, поэтому отследить его перемещения очень сложно. Вполне вероятно, у него был тайный роман с Отто Рехтнагелем и он повсюду ездил за ним, останавливался в гостиницах и находил там своих жертв. Но пока это только догадки.

– Может, маньяк – Отто Рехтнагель, – заметил Уодкинс. – А Рехтнагеля с Кенсингтоном убил кто-то другой, не имеющий к тем убийствам никакого отношения.

– Сентенниал-парк, – напомнил Лебье. – Орудовал наш маньяк. Ставлю все, что угодно. Не то чтобы у меня много было чего поставить…

– Лебье прав, – сказал Харри. – Он еще жив и на свободе.

– Хорошо, – подытожил Маккормак. – Я заметил, наш друг Хоули стал использовать в своих теориях слова типа «возможно» и «вполне вероятно», – это разумно. Оголтелой уверенностью мы ничего не добьемся. К тому же всем теперь ясно, что дело мы имеем с умным противником. И очень самоуверенным. Он приготовил для нас нужные ответы, подал убийцу на блюдечке и думает, что мы теперь успокоимся. Что дело раскрыто, раз виновных нет в живых. Убивая Кенсингтона, он понимал, что мы, конечно, постараемся замять дело, – очень разумно. – При этих словах Маккормак посмотрел на Харри. – Замнем дело и повесим на него амбарный замок. Он уверен, что теперь он в безопасности. Это дает нам преимущество. Уверенные люди часто неосторожны. Пора действовать. У нас есть еще один подозреваемый и нет права на еще одну ошибку. Но если суетиться, можно спугнуть убийцу. Надо запастись терпением, подождать, когда рыбка подплывет поближе, и только тогда бросать гарпун.

Он посмотрел на подчиненных. Те одобрительно закивали.

– А значит, наши действия должны быть оборонительными, спокойными и системными, – закончил Маккормак.

– Не согласен, – подал голос Харри. Все повернулись к нему. – Рыбу можно поймать и по-другому. С помощью лески, крючка и наживки, на которую она может клюнуть.

Ветер гнал облака пыли по гравиевой дорожке и дальше, через каменную церковную ограду к небольшой группе людей. Харри зажмурился, чтобы эта пыль не запорошила глаза. А ветер хватал присутствующих за рукава и полы одежды, и издали казалось, что над могилой Эндрю Кенсингтона затеяли пляску.

– Чертов ветер, как будто в ад торопится! – шепотом ругался Уодкинс, невзирая на пастора, который рядом читал молитву.