Артур Омре - Риф Скорпион (Сборник)

— Что это ты скис? — спрашиваю. — Когда других лупишь, бываешь куда бодрей.

И снова съездил ему.

В конце концов он вырвался, но было видно, что он нетвердо стоит на ногах и потерял всю свою быстроту. Изо рта у него бежала струйка крови. Я почувствовал боль в руке, которой бил его. Мое лицо тоже было в крови, кровь заливала мне глаза. В тишине было слышно только наше тяжелое дыхание. Каждый наш шаг по бетонному пирсу тоже отдавался гулким звуком. Он попытался обойти меня, двигаясь теперь медленней, чем раньше. Мы оба оказались за пределами пятачка, освещенного лампочкой. Он неожиданно подскочил ко мне и дал в челюсть с такой силой, что в голове у меня только звон пошел, но при этом сам открылся для ответного удара. Я ударил. Он покачнулся. Я дал ему еще. Он упал.

Я посмотрел на него сверху вниз. Теперь я не чувствовал даже удовлетворения.

— Лучше отступись, пока можно, — сказал я, задыхаясь. — Мелковат ты, чтобы ссориться со мной. Если я еще чуть-чуть поднакачаю бицепсы, они будут весить триста фунтов каждый. Против лома нет приема. Но он не собирался отступать. Когда он встал, глаза у него горели ненавистью. Я был верзила, и я завалил его, застав врасплох. Он не успокоится, пока как-нибудь не унизит меня. Он увертывался, не пытаясь нападать: явно дожидался, пока в голове у него прояснится. Я наступал, но мне ни разу не удалось как следует ему врезать — сказывалось его профессиональное мастерство. Постепенно мы уходили все дальше от фонаря и были уже возле сходни, ведущей на баржу. Он начал приходить в себя. Неожиданно он ринулся на меня, целя в лицо. Я поймал его руку и ударил по корпусу. Крепко ударил. Он беспомощно затрепыхался от боли. Я дал ему еще, шагнув вперед, чтобы усилить удар.

Он стал валиться назад. Стараясь удержать равновесие, он споткнулся о двенадцатидюймовый бордюр пирса и полетел вверх тормашками куда-то в темноту. При этом раздался такой звук, будто упала и разбилась дыня. Я подскочил к краю пирса посмотреть. Палуба баржи была в полнейшей темноте, и мне ничего не удалось разглядеть. Я услышал всплеск. Очевидно, он упал куда-то на корму, а потом соскользнул в воду.

Я сиганул на палубу с восьмифутовой высоты, рискуя сломать себе ногу. Благополучно приземлившись, я принялся лихорадочно шарить по карманам в поисках ключей. Тут я вспомнил, что акваланг остался у Шэннон в багажнике машины. В кладовке был еще один, но там баллоны пустые.

Это неважно. И без снаряжения справлюсь, вот только фонарь нужен. Я кинулся к кладовке. От волнения никак не мог отпереть дверь. Скорей, скорей… Наконец справился с замком и влетел внутрь. Я весь взмок. В темноте споткнулся обо что-то и выругался. Вот он, подводный фонарь, вот он, шнур, нашарил наконец. Я понесся на корму, нащупывая вилку на конце шнура. Держа ее одной рукой, другой бросил фонарь за борт. На то, чтобы воткнуть вилку в розетку и щелкнуть выключателем, ушло не больше минуты. Фонарь зажегся там, на илистом дне, под тридцатифутовым слоем воды. Я снова кинулся в кладовку — за маской. Потом скинул ботинки и нырнул с кормы. Я не знал, сколько времени все это заняло. Знал только, что если он был без сознания, то почти сразу захлебнулся.

Вода сомкнулась надо мной. Я заработал ногами, двигаясь вниз, к фонарю. В темноте справа от меня смутно маячили силуэты свай, обросших острыми, как бритва, ракушками. Я миновал здоровенную поперечную балясину, потом еще одну. Это было все равно что спускаться на грузовом лифте.

Я достиг дна. Он должен быть где-то тут, возле фонаря. Его не было. Я стал дико озираться. Потом поплыл вдоль ряда свай, осматривая все вокруг них. Постарался обдумать ситуацию. Если он был без сознания, то пошел бы прямо на дно, отвесно, как якорь. Может быть, он все же был в сознании и сам выплыл? Тут я заметил, что заплыл под пирс и вокруг меня сваи. Теперь я догадался, в чем дело, но было поздно. Надо было всплывать, мне могло не хватить воздуха. Я поплыл вверх по наклонной траектории, стараясь не задевать свай. Боль в легких. Может, я не рассчитал время и оставался под водой слишком долго? Я стал опасаться баржи. Если просчитаюсь и всплыву под ней, мне, наверно, не выбраться. Нет, вынырнул безо всяких приключений. Сделал два глубоких вдоха и снова нырнул. Может быть, его уже не спасти, я слишком долго не мог понять, что при отливе, если учесть угол падения, его должно было затянуть куда-то под пирс.

Я поднял фонарь и поплыл. Со всех сторон меня окружал лес свай. Я подумал об обросших ракушками горизонтальных балясинах, что были надо мной, о дне баржи. Если потеряю ориентацию, мне не выбраться. Тут я увидел его. Он лежал у подножия сваи, прижавшись щекой к илистому дну, как будто спал. Я выпустил из рук фонарь и рванулся к нему.

Попробовал было ухватить его за ворот, как вдруг увидел, что из головы у него поднимаются клубы темного дыма, которые сносит в сторону вызванным отливом течением. Я дотронулся до другой, невидимой мне стороны его головы. На ощупь это было похоже на разбитую склянку с желатином.

Он был мертв. Кровь продолжала идти только из-за давления воды. Я отдернул руку, и он чуть-чуть повернулся. Теперь он лежал на спине. Глаза его были открыты. Они смотрели на меня. Я изо всех сил старался подавить приступ тошноты. Если бы меня вырвало, я бы захлебнулся.

Я не помню, как выплыл. Когда пришел в себя, я уже был наверху, держался за деревянную лесенку, по которой мы поднимаемся на баржу, и меня выворачивало наизнанку. Я не стал его поднимать. Пусть этим займется полиция, мне не хотелось до него дотрагиваться.

Я вскарабкался на палубу и свалился, совершенно измученный. С моей одежды лило. Ссадины на лице горели от соленой воды. Правая рука болела. Я потрогал ее другой рукой. Она вся распухла.

Надо пойти в сторожку и вызвать полицию, подумал я, тупо таращась в темноту. И тут до меня дошло. Это не был несчастный случай Я убил его в драке.

Я не хотел его убивать, но какая разница? Я ударил его, он упал с пирса, и теперь мертв. Наверно, это не считается убийством, но они знают, как это называется и какой срок за это дают.

Что ж, тут ничего не поделаешь. Сколько ни сиди тут, его не оживишь. Я было встал, но остановился.

Полиция — это еще не все. Как насчет Баркли? И других прочих, которых я еще и в глаза не видел?

Они уже обратили на меня внимание из-за Шэннон. Теперь я убил одного из их качков, как ни странно, именно того, который хотел избить меня и порасспросить о Маколи. Они ведь не будут в претензии? Ничего страшного, Мэннинг, всякое случается. Заходи в удобное время и убивай любого из наших ребят, на выбор.

Тут я заметил, что думаю уже не о полиции и головорезах Баркли, а о Шэннон Маколи и «Балерине». Почему она пришла мне на ум в такой момент, я не мог понять. Теперь наш план, конечно же, придется отменить. Даже если меня не упекут в тюрьму, я не смогу ей помочь, ведь за мной будет гоняться вся эта банда, причем они убеждены, что я как-то связан с Маколи.