Джон Берли - Уайклифф и последнее жертвоприношение

— Вы можете быть вполне правы насчет психологии, сэр, но ведь из этого не следует автоматически, что убийца — женщина!

— Да, возможно, мужчина-наркоман, — вставил Керси. — Но в любом случае, поможет ли нам все это найти преступника? Я хочу сказать, занесен ли он уже в наш список подозреваемых?

— Это уже следующий вопрос, — сказал Уайклифф, мрачнея. — Но если говорить на данный момент, я скорее скажу «нет»…

Они встали и направились в бар перекусить. Там уже сидел Кэри со своей племянницей, их ланч уже подходил к концу. Сегодня за их столиком сидел и викарий. Майкл Джордан время от времени бросал беспокойные взгляды на полицейскую троицу, расположившуюся в уголке.

— Похоже, мы перебили викарию аппетит, — хмыкнул Керси.

К тому моменту, как полиция закончила трапезу, публика в баре уже рассосалась, и Уайклифф подошел к хозяину с конфиденциальным вопросом — по поводу викария. Джонни Глинн, как всегда, был очень сдержан, когда разговор касался конкретных персон.

— Его сестра ездит по вторникам в Труро, и викарий обедает здесь, — только и сказал он.

Стефания Винтер расправила голубую скатерть на половинке кухонного стола, расставила три тарелки с приборами. На плите тоненько посвистывала струйками пара кастрюля. Движения Стефании были дерганными, лицо ее бледно, глаза покраснели, и вся она выглядела так, как это бывает у женщин после нескольких бессонных ночей и длительного стресса.

Задняя дверь скрипнула, и вошел Лоуренс. Башмаки он сбросил перед порогом и в кухню прошел в одних носках. Ступая как лунатик, он прошествовал к раковине и принялся умываться.

— Ну и как там у тебя? — спросила Стефания таким отчужденным тоном, словно речь шла не о делах фермы, а о каких-то малознакомых ей вещах.

Винтер на мгновение прекратил мылить себе запястья.

— Нормально.

— Этот человек, которого прислал Гич — что он из себя представляет?

— Его зовут Сэндри. Похоже, парень что надо — из него лишнее слово клещами не вытянешь.

— Он никак не намекнул, что они намерены предпринять?

— Он знает ровно столько же, сколько и мы. Он все еще работает на Гича, и насколько Сэндри сам понимает ситуацию, сейчас он только временно ему помогает.

— Так будет не всегда.

— Конечно. А где Джильс?

— Вышел, к обеду вернется… — Стефания поставила тарелки подогреться под грилем. — Да, тебе пришло письмо. Там, на тумбочке…

Винтер прикрутил воду, вытерся и пошел к тумбочке. Он аккуратно вскрыл конверт, вытащил и развернул письмо.

— Это от адвоката Джессики.

— Прочти, что там?

— Написано: «По вопросу о земельном владении мисс Джессики Добелл, ныне покойной, я был бы очень благодарен, если вы нанесли бы визит в мой офис для обсуждения возникших проблем, которые представляют для вас интерес».

— Господи, что эта галиматья значит?

— Приказ выметаться, наверное. Что же еще?

В этот момент вошел Джильс. Остановившись в дверях, он внимательно посмотрел на родителей.

— Что-то случилось?

— Нет, я сейчас подаю обед, — сказала Стефания.

Они уселись за стол. Морковь в соусе была недоварена.

— Нам надо все-таки решить, — сказала Стефания. — Сколько еще таких уведомлений они нам пришлют? Сколько еще будут ждать?

Лоуренс, уже поднесший вилку ко рту, положил ее обратно в тарелку.

— Оставим это на потом, — проронил он. — Сперва мне надо встретиться с этим адвокатом.

Стефания, похоже, готова была спорить, но, взглянув на сына, промолчала.

Когда с первым блюдом было покончено, Лоуренс Винтер спросил у Джильса:

— Если мы уедем отсюда, тебе придется перейти в другую школу. Как ты на это смотришь?

Джильс обдумал вопрос и задал встречный:

— А когда мы уезжаем?

— Не знаю. У нас нет договора аренды жилья, и, как я уже объяснил твоей матери, все зависит от адвоката. Но если речь зайдет о другой школе, мы должны по крайней мере убедиться, что у них тот же набор экзаменов…

Стефания встала:

— У нас есть еще печеные яблоки.

Печеные яблоки были поданы и съедены в полном молчании. Неожиданно Джильс со звоном выронил свою ложечку. У стола стоял и четвертый стул, свободный. Не сводя с этого стула глаз, Джильс спросил своим ровным, бесцветным тоном:

— А вы по ней не скучаете?

Уайклифф ехал в Труро по дьявольски петляющей дорожке, которая в целом вела на восток. Уже у въезда в городок она перешла в «роскошное» двухрядное шоссе. На спуске с пригорка впереди мелькнули три шпиля собора Пирсона, в стиле «возрожденной готики». Здание полицейского участка, стоящее в нижней точке спуска, у оживленной развязки, избежало архитектурных экспериментов шестидесятых годов, за что кому-то, безусловно, положена медаль — или орден.

Уайклифф припарковал машину и подошел к дежурному за стойкой.

— Да, мистер Рид у себя, сэр. Знаете, где он сидит?

Уайклифф знал.

Им подали в кабинет кофе в тонких фарфоровых чашечках с блюдцами, на что Рид сардонически заметил:

— Сервис на таком уровне я получаю только во время королевских визитов…

Его маленький кабинет отделяла от общей комнаты стеклянная перегородка.

Потряхивая небольшой папкой, Рид объявил:

— Я сделал несколько выписок из архивного дела Дерека Рюза, и тут есть еще пара фотоснимков. Итак, дело было 3 января 1976 года, парню только исполнилось пятнадцать лет. Примерно в половине седьмого вечера он катил на велосипеде из деревушки Триспен в Трезильен, после того, как провел день со своей школьной подружкой…

Да, Рид, должно быть, потратил немало с трудом выкроенного времени на сбор своего досье, и Уайклифф почувствовал себя виноватым. Но что поделаешь, исследовать старые тупики — дело весьма выигрышное.

Рид продолжал:

— Дерека Рюза все знали и любили, так что после этого несчастья люди заволновались не на шутку. Особенно когда медицинская экспертиза установила, что он был еще жив, когда его тащили из кювета через земляной вал на соседнее поле.

Солнце, которое стеснительно пряталось за облаками с самого утра, теперь разошлось вовсю и заливало офис ярким светом. Рид засунул толстый указательный палец за воротничок рубашки и немного расслабил узел галстука.

— Эта чертова комната в полдень превращается в настоящее адское пекло, — проворчал он.

Вытащив из папки две фотографии, он протянул их Уайклиффу. На первом снимке был обычный сельский проселок, каких тут полно. Второе фото изображало канаву рядом с межевым рвом. Там, в канаве, лежало скрюченное тело подростка, под велосипедом, который, очевидно, втащили вслед за телом. Застывшие глаза мальчика, казалось, глядят сквозь спицы колес…

— Этот проселок петляет по местности между Триспеном и Трезильеном, то в гору, то под уклон, и на этой дорожке с трудом две машины разъедутся… — Рид помолчал и добавил: — Видите, в каком виде мы его нашли — это на следующее утро. — Всю ночь лил дождь, и все следы, сами понимаете, начисто смыло.