Майкл Ридпат - 66 градусов северной широты

— Ей очень плохо? Это…

Софи не могла заставить себя произнести слово «конец».

— Не знаю, Соф, право, не знаю. Может быть. Мне нужно быть дома.

Произнося это, он от нее отвернулся.

— Иди сюда, — обратилась она к Исаку, раскрывая объятия. Того же, судя по всему, не тронул этот призыв. — Ну же.

Зак медленно, неохотно поднялся и позволил ей обнять его. Иногда он воздвигал перед собой какой-то невидимый барьер, и ей это не нравилось. Но откуда ей было знать, что это такое, когда твоя мать умирает?

Софи уныло наблюдала, как он укладывает вещи. Молчание было неловким. Она понимала, что ему никак не хочется говорить о матери.

— Полагают, что Листер все-таки может выкарабкаться. Я только что слышала это по радио.

— Жаль, — буркнул Зак.

— Ты не должен так говорить! — воскликнула потрясенная Софи. — Я знаю, он назвал вас сворой террористов, но он неплохой человек.

— Это по-твоему, — резко повернувшись к ней, проговорил Зак. — Целая страна, обанкроченная им, может с тобой не согласиться.

Софи глубоко вздохнула. Она ни разу не видела Зака таким напряженным. Ей очень хотелось обнять, утешить его.

Визит этой женщины-полицейского встревожил Софи. Ей захотелось снова спросить его о том деле, но она отказалась от этой мысли. Оставалось только беспомощно смотреть, как он упаковывается. Он явно очень спешил. Софи охватил какой-то необъяснимый ужас, словно он покидал ее навсегда.

— Надолго ты уезжаешь? — спросила она.

— Не знаю. Это станет ясно, лишь когда увижу, в каком она состоянии.

— Ну так сообщи мне сразу же. Ты поставил в известность администрацию университета?

— Потом объяснюсь с ними как-нибудь. Собственно, может, ты скажешь Макгрегору? Я поговорю с ним через день-другой.

Доктор Макгрегор был деканом факультета политологии.

— Да. Конечно.

Через десять минут Зак ушел. Софи села за кухонный стол и расплакалась.

Диса отправила Харпу домой. Когда она шла берегом залива, свежий воздух взбодрил ее. Справа от нее небольшая темная туча клубилась над Халлгримскиркьей, заливая дождем центр города. Восточный ветер гнал тучу к Селтьярнарнесу.

Харпа продумала предстоящую беседу с Бьёрном. Она знала, что от этого разговора настроение ее не улучшится.

Харпа успела прийти домой до начала дождя, приготовила себе просто чашку кофе и набрала номер Бьёрна, надеясь, что он не в море. Было необходимо покончить с этим.

Бьёрн ответил после второго гудка.

— Привет, это я, — объявила Харпа.

— О, привет.

Голос его звучал встревоженно.

— Бьёрн, мне… мне нужно поговорить с тобой.

— Говори.

— Помнишь парня, прицепившегося к нам в тот вечер в квартире Синдри? Его зовут Фрикки?

— Да, конечно, помню.

— Так вот, он вчера пришел в булочную со своей подружкой. И сегодня они заявились снова. Кажется, он думает, что Синдри причастен к убийству Оскара и к стрельбе в британского канцлера казначейства.

— Это совершеннейшая бессмыслица. С чего ты это взяла?

— Он говорит, что Синдри вел разговор о решительных действиях против банкиров и против людей, спровоцировавших креппу.

— Да, но он был пьян. Все мы были пьяны.

— И он сказал, что, возможно, ты тоже причастен.

— Я? Каким образом? В них стреляли в других странах, разве не так?

— Да, но он сказал, вернее, сказала его подружка, что ты мог вылетать в Лондон и во Францию, заявляя мне, что уходишь в море на лов рыбы.

— Харпа, это просто нелепо!

И Харпа согласилась. На слух это действительно прозвучало нелепо.

— Я так и сказала им.

— Правильно. Они не собираются пойти в полицию, а?

— Нет, не думаю. Но…

— Но что?

Харпа глубоко вздохнула. До сих пор она не проявляла недоверия к Бьёрну, не выказывала и никакого подозрения. Ни разу. Но теперь приходилось.

— Бьёрн, почему у тебя был при себе паспорт, когда ты приехал ко мне на прошлой неделе?

— Что?

— Почему у тебя был паспорт? Я видела его. В кармане куртки.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что веришь им?

— Нет. Я только спрашиваю о паспорте.

— Ну. Мм… Он был мне нужен.

— Для вылета за границу?

— Нет. Для удостоверения личности. На другое утро у меня была назначена встреча в одном из банков Рейкьявика по поводу займа на покупку судна.

Говорил он все быстрее и увереннее.

Словно придумывал удобное объяснение на ходу.

— В каком банке?

— Мм… В «Кейптинге».

— Но ведь там не спрашивают паспорта, так ведь?

— Да, я счел это странным. Видимо, новые правила. Более строгие.

— Значит, потом ты вышел в море на несколько дней? — спросила Харпа, одолеваемая сомнениями.

— Да. Я говорил тебе.

— На каком судне?

— Послушай, Харпа, неужели мне нужно оправдываться перед тобой? Ты же не поверила этому парню, так ведь? Так?

— Не знаю. Теперь не знаю, Бьёрн.

— Харпа, это что такое?

В голосе его слышался гнев.

— Ладно. Задам тебе этот вопрос и больше к нему не вернусь. Был ли ты причастен к убийству Оскара и к стрельбе в Джулиана Листера?

Молчание.

— Бьёрн?

— Нет. Нет, Харпа, не был. Я не стрелял ни в того ни в другого. Ты не веришь мне?

Харпа прекратила разговор.

Но через минуту ее телефон зазвонил. Она не ответила. Села на кухонный пол, прижавшись спиной к шкафу, и заплакала.

Нет. Она ему не верила.

Минут через десять открылась дверь.

— Харпа?

— Мама?

Она подняла взгляд: на пороге, озабоченно глядя на нее, застыли ее отец и сын.

— Мама, ты упала?

Харпа начала подниматься. Эйнар помог ей. Маркус подбежал и обнял ее. Стало немного легче.

Эйнар отправил мальчика в гостиную смотреть телевизор.

— Харпа, что случилось? — спросил он.

— Ой, папа. Папа, я не знаю, как мне быть.

— Иди ко мне.

Он обнял ее сильными рыбацкими руками. Грудь его была широкой, от него пахло табаком. Обычно Харпа терпеть не могла сигаретного запаха, но у отца он напоминал ей о детстве, о радости встречи, когда он возвращался с моря. Тогда, правда, ощущался еще и запах рыбы.

— Сядь и расскажи мне о своих проблемах. — Он улыбнулся. — И поднимись наконец с пола.

Харпа села за кухонный стол. Ей хотелось поговорить, очень хотелось. А разговор с Бьёрном теперь был невозможен. Ну и черт с ним. И она стала рассказывать отцу.

Начала Харпа с демонстрации и случайной встречи в квартире Синдри. Особо отметила, что, по мнению Фрикки, Синдри и Бьёрн причастны к расстрелу Оскара и Джулиана Листера. Добавила, что Бьёрн это отрицает, но она ему не верит.

А потом, дабы придать своей исповеди большую значимость и снять тяжесть с души, поведала и о том, что выманила Габриэля Орна в тот, ставший для него роковым вечер. В общем, ничего не утаила, умолчала, однако, о связи между ней и Оскаром, а также между его внуком и банкиром.