Кнут Фалдбаккен - Поздние последствия

— И вам он показался незнакомым?

— Да! Да! Но в каждом его движении я узнавал дьявола! В нем таилась угроза. Он хотел отнять у меня Карин. Я возвел вокруг нас стену, а он собирался ее разрушить!

— И как же вы это поняли?

— Когда я вижу зло, то сразу его чувствую. Я чувствую грех, потому что грешил сам. Тесная хватка разврата — я ощутил ее!

— Вы испугались, что Карин занимается сексом с незнакомцем? Хотя вы данной конкретной кандидатуры не одобрили?

— Опять это слово! — Раскачиваясь из стороны в сторону, он принялся трясти головой.

— Какое? «Секс»? Да бросьте, Скард, в наше-то время! Обычное слово, ничуть не хуже других. Обозначает…

— Это убийственное отвратительное слово, которым так одержимо современное общество! То, чему суждено было стать чистейшим, благодатнейшим… очернили, превратив в апофеоз эгоизма!

— Вы полагали, что у Карин с незнакомцем уже до этого дошло?

— Я это знал! — прошипел Скард. — В глубине души я знал это! И мне даже не требовалось, чтобы она сама это признавала! Карин изменилась. Она больше не принадлежала мне. Дьявол околдовал ее! Теперь я должен был спасти ее… Или потерять навсегда.

Последние слова он произнес чуть слышно, прижав кулаки к груди и опустив голову так низко, что почти уткнулся носом в поцарапанные костяшки пальцев. В уголках рта выступила пена. Он продолжал бормотать, но до полицейских доносились лишь отдельные слова и бессвязные звуки. К своему удивлению, Валманн услышал, как их собеседник то и дело повторяет одно и то же бранное слово — грубое и непристойное, обозначающее женский половой орган.

— По-моему, нам пора сделать перерыв. — Валманн кивнул Фейрингу, и тот выключил запись. Посмотрев на Скарда, полицейские переглянулись. Они оба немного растерялись, но никто не смог подобрать слов, чтобы разрядить обстановку. Скард по-прежнему сидел на стуле, будто полностью поглощенный самогипнозом, — скрючившись, продолжая бормотать и ругаться и не замечая ничего вокруг.

— А знаешь, по-моему, Лив Марит Скард жива. — Распаковав замороженную пиццу, Анита Хегг засунула ее в духовку.

— И ты туда же?! — Положив листья салата в мойку, Валманн начал резать помидоры. На этой неделе они были слишком загружены на работе, поэтому для ужина сил почти не хватало.

— Да. И теперь я в этом почти уверена. Так, значит, я не одна так считаю?

— Может, сначала поедим, а уж потом обсудим?

— Нет уж, давай сейчас. Разговор нас немного отвлечет от вкуса этой дряни. — Недоверчиво взглянув на упаковку от пиццы, она выбросила ее в мусорный бак.

— Сегодня вечером мы допрашивали Агнара И. Скарда.

— Слышала. Он сам к вам явился.

— Я б даже сказал — с псалмами и проповедями. Пришел сообщить о том, что его пропавшая жена преследует его, вломилась к нему в квартиру и учинила там акт вандализма.

— Правда?

— Еще бы. И мы едва заставили его сосредоточиться на допросе. Он все никак не унимался — требовал, чтобы мы приняли все необходимые меры.

Валманн вкратце пересказал, как прошел допрос.

— Но все его показания основаны на подозрениях и предположениях? — спросила Анита, выслушав его. — Никаких других наблюдений? И лично с тем мужчиной он не общался?

— Да, сплошной бред. Он увидел их издалека и сразу почувствовал «присутствие зла».

— Вы уже были у него дома?

— Завтра съездим. Сегодня некому было. Я и сам завтра съезжу. Хочу увидеть физические доказательства «присутствия зла».

— А я завтра поеду в Гьёвик.

— Что там?

— Надо проверить одну зацепку.

— Тебе непременно надо напускать на себя всю эту таинственность? С меня достаточно сказок и недомолвок.

— Ох, прости… Понимаю — больная мозоль.

— Сама представь — ты ведешь расследование, и с каждым шагом оно дает все больше трещин.

— То есть толку от Скарда оказалось мало?

— Все, что он рассказал, лишь укрепило его собственное алиби. В ночь убийства он, похоже, был в Тронхейме. Если, конечно, Господь не одолжил ему ангельские крылья, чтобы слетать до Хамара и обратно. А машину он сдал в ремонт. И маловероятно, что он ездил на поезде, поскольку расписание поездов не совпадает со временем убийства. А билет на самолет он не покупал. Если, конечно, у него нет поддельного паспорта на другое имя.

Она задумчиво кивнула.

— Ну а ты что нащупала?

— Я вспомнила про Биргит.

— Твою невезучую подругу?

— Да, но я вспомнила не ту историю с парнем. Биргит же работала в кризисном центре в Лиллехаммере, поэтому я ей позвонила узнать, нет ли среди их сотрудников тех, кто работал там, когда туда обратилась Лив Марит Скард. Если, конечно, она действительно была одной из жертв доброго самаритянина Бернта Квислера. А это оказалось правдой.

— Продолжай. — Валманн застыл с тарелками в руках, словно не в силах расстаться с ними и поставить их наконец на стол, покрытый полосатой скатертью, купленной в «Икее».

— В течение многих лет педагогом в кризисном центре работала некая Метте Бюберг, но потом она ушла оттуда в приемник-распределитель для беженцев. Я связалась с ней, и она вспомнила одну женщину, которая попала к ним как раз в нужное нам время. Внешне ее описание соответствует Лив Марит Скард.

— Знаешь, что странно? — Валманн по-прежнему держал в руках тарелки. — Почему сотрудники кризисного центра никак не отреагировали на сообщения об исчезновении Лив Марит? Ведь ее разыскивали по всей стране — и я это все хорошо помню.

— Юнфинн, информация, попадающая в кризисный центр, совершенно секретна. Многие обращаются туда слишком поздно, и зачастую причиной этого является страх перед разоблачением. Поэтому в кризисных центрах лишь сам пациент решает, сообщать ли ему свое имя и место жительства и раскрывать ли обстоятельства, побудившие его обратиться в подобное место. Исключение делается только в самых крайних случаях — например, в связи с полицейским расследованием.

— Но это же как раз подобный случай! Ведь ее исчезновение расследовала полиция, и дело было довольно серьезным!

— Возможно, Лив Марит Скард скрыла свое настоящее имя и решила не сообщать в полицию. Может, она боялась? Или хотела отомстить? Может статься, по ее замыслу, подозрение должно было пасть на ее жестокого супруга. Она могла думать, что окажется в безопасности, только когда он угодит за решетку.

— Похоже, ты уже выстроила всю цепочку целиком.

— Юнфинн, шутки тут неуместны.

— А я и не шучу. Мне сейчас никак не до шуток. Просто мне немного непонятно, как эта Метте Бюберг умудрилась запомнить пациентку, похожую на Лив Марит Скард, спустя столько лет и повидав сотни других пациенток.

— Ей запомнился один эпизод.

— Какой еще эпизод?

— Довольно печальный. Метте Бюберг рассказала, что женщина, обратившаяся тогда в их центр, казалась полностью подавленной в эмоциональном плане. Видишь ли, плохое обращение на протяжении длительного времени приводит порой к тому, что пациенты полностью теряют некоторые общественные навыки и вынуждены вновь их осваивать. А при этом пациенты очень часто эмоционально привязывается к педагогу.