Издательство «Развлечение» - Последняя борьба

Больной заметно смутился.

— Это правда, я действительно дал лорду Донесдалю честное слово, что никому не скажу ни слова… — нерешительно проговорил он.

— Очень красивое имя! — ответил сыщик, подмигивая инспектору. — Вы познакомились с этим господином случайно, не так ли, мистер Аббот?

— Это верно… Я познакомился с ним в отеле «Несерлэнд»… Кажется, он тоже жил там.

Сыщик засмеялся.

— Всегда один и тот же прием! — заметил он с улыбкой. — Молодой человек из великосветского общества. Общая скука… Все кажется пустым, надоевшим, никаких сильных ощущений… Наконец, таинственный намек со стороны нового знакомца: недурно, мол, для разнообразия… Красавица, высшая аристократия… Интимный салон, иногда маленькая игра… Принимают с большим разбором. Затем обязательное честное слово, которое дается без особого труда, поскольку прекрасная хозяйка премило любезна. Общество в высшей степени веселое: пьют, курят… В конце концов предлагается игра по маленькой… И начинается стрижка овец! — Сыщик сухо засмеялся.

— Я поражен, мистер Картер! — проговорил совершенно оторопевший пациент. — Вы описываете все это с такими подробностями, точно сами там бывали!

Ник Картер слегка улыбнулся; он видел, что можно надеяться узнать у этого Аббота кое-что.

— Видите ли, мистер Аббот, — сказал он, — у нас здесь, в Нью-Йорке, по крайней мере сотня таких аристократических игорных домов, как дом графини… графини… Как бишь ее? — прервал он себя, хлопнув ладонью по лбу.

— Хапская, графиня Хапская, — любезно помог ему припомнить пациент, не подозревая поставленной для него ловушки. — Ее покойный муж был поляком, а сама она мексиканка и…

— Ну вот, вот! — с улыбкой вставил сыщик. — Она живет где-то у Западного парка…

— На 78-й улице, в большом угловом доме, — добавил пациент. — Но вы ошибаетесь! — сказал он, качая головой. — Не оспариваю вашей проницательности и вашего опыта, однако графиня Хапская — женщина такой редкостной ангельской красоты, такого изящества…

— Это необходимо для дела, милейший мистер Аббот! — с улыбкой заметил сыщик. — Скажите, пожалуйста, не встретили ли вы в гостиной этой благородной графини и некоего мистера Гольдсварта?

Пациент посмотрел на него, крайне удивленный.

— Мне ужасно не хочется быть замешанным в это дело, — сказал он, явно обеспокоенный, — я дал свое честное слово, и…

— Я вовсе не хочу принуждать вас к нарушению данного вами слова, — сказал Ник Картер. — Хотя мне кажется, что в любом случае честнее помочь полиции в раскрытии преступления, чем оставаться верным слову, которое дано отъявленной мошеннице!

Больной на минуту задумался.

— Имя кажется мне знакомым, — сказал он нехотя. — Я припоминаю даже его наружность, всегда в черном, необыкновенно ловкий и юркий — но все это помнится мне как сквозь какой-то туман, только имя — Гольдсварт, гм! — я готов утверждать, что действительно слышал это имя в гостиной графини… но нет, я дал честное слово и…

— Желаете его сдержать. Хорошо, мистер Аббот, это уже, конечно, ваше частное дело! — сказал Ник Картер, вставая и делая знак инспектору, чтобы он последовал его примеру.

Они попрощались и вышли из больницы. На улице, идя рядом со своим другом, сыщик задумчиво сдвинул брови и сказал:

— Ну-с, Жорж, мне кажется, мы можем быть довольны. Этот малый из Канады в своей сердечной простоте сообщил нам весьма ценные сведения. Я пойду сейчас переоденусь как нужно и посмотрю поближе на этот угловой дом по 78-й улице. Мне необходимо восстановить свое реноме, и я восстановлю его во что бы то ни стало или — погибну!.. У тебя, наверное, дела в канцелярии, а? Пожалуйста, устройся так, чтобы я во всякое время мог переговорить с тобой по телефону!

С этими словами сыщик торопливо распрощался с инспектором и кратчайшим путем вернулся к себе домой.

Угловой дом на 78-й улице у Западного парка представлял собой один из тех роскошных дворцов, в котором могут жить только люди, имеющие возможность платить баснословно высокую квартирную плату.

Было около полудня, когда перед этим домом остановился фургон одного из больших магазинов Нью-Йорка; рассыльный, в коричневой ливрее, в клеенчатой фуражке с медной бляхой, на которой было указано название фирмы, достал из фургона пакет и понес его в дом.

Он заглянул в швейцарскую, но нашел ее пустой; лифт в данный момент был занят и находился на верхнем этаже. После короткого раздумья рассыльный пошел по мраморной лестнице, выстланной широким красным ковром.

Он подошел к двери и позвонил, между тем как негр сел опять в лифт и спустился вниз.

Долго никто не отзывался на звонок; наконец, послышались легкие шаги, дверь осторожно открылась настолько, насколько позволяла цепочка, и в образовавшейся щели показалось миловидное лицо горничной.

— Не знаю, точно ли это здесь… у меня пакет от «Биг-Стор», 75 долларов уплатить, мисс!

Горничная с любопытством посмотрела на адрес.

— Нет, кажется, это не для графини, — сказала она, — подождите минутку, я спрошу.

Она захлопнула дверь. Прошло несколько минут, потом за дверью послышались шаги, и девушка, не раскрывая двери, крикнула: нет, здесь ничего не заказано.

— Но не знаете ли вы, где живет эта барыня? — спросил рассыльный сквозь замочную скважину; но ответа не последовало, и он ушел, ничего не сказав.

Швейцар между тем вернулся и сел у себя в швейцарской. Он взял у рассыльного пакет и стал разглядывать адрес.

— Если это не для графини Хапской, то я не знаю, кому бы он мог быть, — сказал он, качая головой и возвращая пакет.

Рассыльный сделал на нем отметку карандашом.

— Пренеприятная история, — сказал он со вздохом. — Будет опять нагоняй. Вот вам, мистер, хорошо, сидите себе в тепленьком местечке, а наш брат знай бегай по морозу, из одного конца города в другой.

Швейцар недовольно махнул рукой.

— Болтаете вы зря, ничего не знаете, — проворчал он. — Вот вчера еще — до четырех часов утра пришлось просидеть из-за этой проклятой компании у графини… а в семь часов опять поднимайся, чтобы все было на месте и в порядке.

Рассыльный с интересом оглянулся.

— Важный дом… важные господа, вероятно, а? Чаевые-то хороши, я думаю!

Швейцар злобно засмеялся.

— Ну знаете ли, если бы везде были такие жильцы, как эта дама с польским именем, я сбежал бы, ей-Богу. Ни днем, ни ночью ни минуты покоя, а чаевые? Боже сохрани… вот сегодня ночью до двадцати джентльменов было там, наверху, все важные, а этот Гольдсварт, ее напомаженный камердинер, все вокруг них так и увивается да загребает чаевые… около 50 долларов собрал опять, негодяй!

В энергичном лице рассыльного не дрогнул ни один мускул.

— Что же, — сказал он, — если бы мы были на его месте, то и мы делали бы то же самое.