Дж Коннингтон - Загадка Линден-Сэндза

— Надеюсь, захватив вашего мужа, я не лишил вас утренней партии, миссис Флитвуд, — сказал сэр Клинтон, когда они свернули на тропинку, ведущую к отелю.

— Так вышло, что сегодня я была не в настроении играть, — тотчас же успокоила его Крессида. — И он оказался неприкаянным. А когда вы сжалились над ним, я очень обрадовалась, потому что меня перестала мучить совесть.

— Что ж, мне повезло, — ответил сэр Клинтон. — Друг, с которым мы здесь поселились, не смог сегодня выйти. Вчера он немного потянул ногу. Так что я тоже очутился в трудном положении, но мне посчастливилось найти мистера Флитвуда, и он любезно принял мое предложение.

Разговаривая, они вошли на территорию отеля. На повороте тропинки Крессида кивнула идущей мимо девушке. Незнакомка была скорее миловидной, чем хорошенькой. Некоторая тяжеловесность в ее чертах лишала ее лицо настоящей красоты. Она была одета с лоском, несколько необычным в такое время дня в отеле, где собираются любители гольфа, и походке ее недоставало вольного размашистого шага спортивной английской девушки. Во всем облике ее явно читалось, что этой женщине приходится самой заботиться о собственных интересах и она не всегда выходит победительницей из игры.

Когда она отошла на достаточное расстояние, Крессида повернулась к мужу:

— Это та француженка, о которой я тебе говорила, Стэнли, — мадам Лоре-Деруссо. Я немного помогла ей, когда она регистрировалась — она не слишком хорошо говорит по-английски.

Стэнли Флитвуд молча кивнул. Было заметно, что он вовсе не жаждет продолжения этого знакомства. Сэр Клинтон невольно задумался о том, какая причина могла привести француженку в эту мирную английскую глушь, где у нее, очевидно, нет ни развлечений, ни друзей.

Однако, прежде чем он успел прийти к какому-либо заключению, ход его мыслей был нарушен появлением нового персонажа.

— Ну, как твое растяжение, старина? — приветствовал его сэр Клинтон. Когда Уэндовер приблизился, он представил друга своим новым знакомым.

— Надеюсь, вам понравилась сегодняшняя партия, — обратился Уэндовер к Стэнли. — Удалось ли ему применить к вам какой-нибудь из своих специфических шлангов?

— Он меня победил, если вы это имеете в виду.

— Хм! Меня он всегда побеждает, — признался Уэндовер. — Я не против, чтобы меня побеждали в честной игре. Но терпеть не могу, когда исход игры определяют глупые правила.

— О чем вы, мистер Уэндовер? Вы, похоже, чем-то недовольны? — спросила Крессида, заметив сердитую искру в глазах Уэндовера.

— Понимаете ли, — стал объяснять Уэндовер, — вчера мой мяч наткнулся па большую гусеницу и остановился. Мне не чужды человеческие чувства, поэтому я наклонился, чтобы убрать гусеницу, а не бить по мячу прямо через ее беззащитное тело. Но — как вам это понравится! — этот человек начал протестовать, заявляя, что игрок не имеет права убирать ничего из растущего на поле. Не знаю, росло ли то, на что наткнулся мой мяч, — мне показалось, что для гусеницы оно выросло вполне достаточно и даже, возможно, уже вышло из того возраста, когда еще растут. Но в ответ на это возражение, он просто нокаутировал меня, процитировав недавнее постановление «Ройал энд Эйншент» [3] Старейший и очень известный английский гольф-клуб на этот счет.

— Если ты играешь в игру, старина, ты должны играть именно в эту игру, а не в ту, которую сам изобретаешь под влиянием момента, — без тени сочувствия в голосе предостерег его сэр Клинтон. — Пренебрежение законом непростительно.

— Приходится слушаться начальника полиции! — пожаловался Уэндовер. Конечно, во всех делах он признает лишь законную сторону и привык держать в памяти всевозможные законы и постановления. В среднем его знание правил игры в гольф стоит пары дополнительных ударов.

Крессида взглянула на сэра Клинтона:

— Вы и в самом деле начальник полиции? — спросила она. — Вы почему-то не соответствуете моему представлению о начальнике полиции.

— Я сейчас в отпуске, — легко отозвался сэр Клинтон. — Возможно, от этого и выгляжу иначе. Но мне обидно, что я не дотягиваю до вашего идеала, тем более в собственной области. Если бы вы сказали, чего же мне не хватает, возможно, я смог бы этим обзавестись. Так что же мне нужно? Полицейские ботинки? Кустистые брови? Или зажатый в руке блокнот, или увеличительное стекло, или еще что-нибудь в том же духе?

— Не совсем. Мне просто казалось, что вы должны выглядеть — как-то более официально.

— Что же, это в каком-то смысле комплимент. Большую часть жизни я провел в попытках не выглядеть официально. Я ведь не родился начальником полиции, знаете ли. Когда-то, на другом конце света, я был простым детективом.

— Правда? Но тогда моему представлению о детективах вы тоже не соответствуете!

Сэр Клинтон рассмеялся.

— Боюсь, вам нелегко угодить, миссис Флитвуд. С мистером Уэндовером так же трудно. Он — ревностный читатель классики, и он просто не в состоянии представить детектива без пронзительного взгляда и увеличительного стекла. Одна мысль о детективе, лишенном этих атрибутов, оскорбляет его лучшие чувства. Единственное, что меня спасает, — я больше не детектив. И Уэндовер теперь утешает себя, отказываясь верить, что я когда-то им был.

Уэндовер принял вызов.

— Когда ты был детективом, я лишь однажды видел тебя за работой, сообщил он. — И должен признаться, что твои методы меня просто ужаснули!

— Совершенно верно, — согласился сэр Клинтон. — Знаю, я ужасно разочаровал тебя в том деле Мэйза. Даже конечный успех не оправдывает средств, привлеченных для его достижения. Давай обойдем этот случай молчанием!

Тем временем компания уже достигла дверей, и, после нескольких прощальных слов, Крессида с мужем вошли в отель.

— Приятная пара, — заметил Уэндовер им вслед. — Мне нравится молодежь такого типа. Они как-то заставляют почувствовать, что новое поколение ничуть не хуже своих родителей и что само оно гораздо меньше беспокоится на этот счет. Восстанавливает веру в человечество и тому подобное…

— Да, — согласился сэр Клинтон. Глаза его слегка заблестели. — К таким людям инстинктивно проникаешься симпатией. Это все из-за манеры держать себя. Помнится, однажды я столкнулся с одним человеком — прекрасный парень, полный обаяния, людей к нему тянуло как магнитом…

Голос его стих, словно он потерял интерес к собственному рассказу.

— И что же? — поинтересовался Уэндовер, почувствовав, что конец истории наступил слишком рано.

— Он оказался самым опытным карточным шулером на всем лайнере, — мягко закончил сэр Клинтон. — Обаятельные манеры составляли одно из его преимуществ.

Раздражение Уэндовера было наигранным лишь наполовину: