Фил Уитейкер - Портрет убийцы

— Вы не заметили перед его смертью каких-либо в нем перемен?

— Трудно сказать. Он ведь несколько лет был на ночной работе — Зоэ-то, понимаете ли, уехала, — поэтому мы не так часто сталкивались с ним, как раньше. Но все-таки время от времени он к нам заходил, а после смерти Гэй не жалел сил — заскакивал, чтоб проверить, как я. Я б сказал, очень он уставал — нелегко ведь ночь за ночью не спать в его возрасте. Я сам работал посменно, так что знаю, каково это. Днем никогда толком не выспишься. Я говорил ему, что надо с этим кончать…

— Мистер Финдлей, извините. Могу я просить вас сосредоточиться на заданном вопросе? Вспоминая Рэймонда Артура в те недели или месяцы, которые предшествовали его смерти, заметили ли вы в нем какие-либо перемены?

— Ну да, я же сказал: он выглядел изрядно усталым. А ничего другого, право, не было. Это был по-прежнему добрый старина Рэй. Всегда находил для всех минутку.

— Так что только был усталым?

— Ничего другого не могу сказать.

— Понятно. Благодарю вас. Мистер Форшо?

(Мистер Форшо встает.)

— Мистер Финдлей, в ваших показаниях сотруднику коронера вы говорили, что покойный показался вам в весьма подавленном состоянии. Помните это ваше высказывание?

— Ну, я не могу сказать точно. Это ведь было достаточно давно. Память у меня сейчас, знаете ли, уже не такая, как прежде.

— Нет, конечно. Но я напоминаю вам, что когда с вами разговаривали сразу после смерти Рэя Артура, вы сказали сотруднику коронера, что настроение у господина Артура последнее время было весьма подавленное. Я готов признать, что вам трудно вспомнить в точности, какие слова вы употребили, но не припомните ли вы, что вы под этим подразумевали?

— Нет. Как я сказал, он поразил меня тем, что выглядел очень усталым, вот и все.

— А когда вы сказали сотруднику коронера, что вам кажется, там какие-то семейные проблемы, что вы имели в виду?

— Не помню, чтобы я такое говорил.

— Мистер Финдлей, у меня в руках ваши показания, с вашей подписью и датой — двадцать шестое октября. Это немногим меньше месяца назад. Не кажется ли вам удивительным — я уж не говорю: удобным для вас, — что вы так плохо помните версию, которую в то время изложили?

— Мистер Форшо, по-моему, вы подошли к самой сути дела. Мистер Финдлей, адвокат пытается установить, которое из ваших высказываний или сегодняшних показаний действительно отражает ваше впечатление от Рэймонда Артура в период, закончившийся его смертью. Должен напомнить, что вы находитесь под присягой и что дача ложных показаний влечет за собой не менее серьезное наказание в этом суде, как и в любом другом. Если это вам поможет, я могу дать вам несколько минут для прочтения показаний, которые вы дали в моем кабинете в октябре.

— В этом нет необходимости, сэр. Я держусь того, что говорю: Рэй был человеком жизнерадостным, таким, как обычно. Я помню того полицейского, который за мной пришел, — у меня никак не складывались с ним отношения. И я, безусловно, не говорил того, что утверждает джентльмен.

— Мистер Форшо?

— Нет, вопросов больше нет, благодарю вас.

(Мистер Джонсон встает.)

— Мистер Финдлей, вы говорите, что Рэймонд Артур казался усталым. Как это проявлялось?

— Что значит — как?

— Что такое вы в нем заметили, чтобы решить, что он чрезмерно утомлен?

— Ну, мы с ним пошли выпить в «Бриклейерс армс». Он только что отдежурил несколько ночей и как бы отмечал это событие. Я пошел к стойке бара взять добавки, меня не сразу обслужили, а когда я вернулся к столику, Рэй спал.

— Он заснул в шумном кабаке? Сидя за столом?

— Да, как бы клевал носом, но, конечно же, спал.

— А что он вам сказал, когда проснулся?

— Посмеялся, сказал, что разучился пить.

— И когда же это было?

— Я бы сказал, в конце лета. В августе, в сентябре.

— И вы не упомянули об этом сотруднику коронера, когда он приходил разговаривать с вами?

— Я в ту пору об этом не подумал. Рэй попал в автомобильную аварию — это все, что я знал. Мне и в голову не пришло, что он мог заснуть за рулем.

— И вы считаете, что именно это произошло, да?

— Должно быть. Не могу поверить, что Рэй мог намеренно такое с собой проделать.

— Нет, мистер Финдлей, я уверен, что он этого не делал. Вопросов больше нет.

Вдоль дороги тянутся старые дома — низкие входные двери, толстые стены, неоштукатуренные бревна. Строения переходят одно в другое, образуя сплошной длинный ряд, — понять, где кончается одно и начинается следующее, можно лишь по тому, что белая окраска сменяется желтой или кремовой. Позволив себе поволынить, я теперь шагаю быстро — время поджимает. Свет стал уже угасать, температура неуклонно падала по мере того, как солнце опускалось из своего невысокого зенита. По ходу я проверяю номер на каждой двери: 46, 48, 50.

Ищу желтую гаргулью — солнечные часы над калиткой. Она плохо закреплена, как он и говорил. Я никогда не бывала в этом городе — во всяком случае, во взрослом состоянии, — однако при наличии инструкций способна найти малейшую веху. Сквозь прутья калитки протянута цепь с замком. И цепь, и замок выглядят новехонькими — блестящая нержавеющая сталь на фоне черного чугуна. На секунду меня охватывает тревога: что-то не так, я не сумею войти, но когда я толкаю калитку, она открывается.

Я иду по мощеной дорожке. Чем больше я удаляюсь от улицы, тем у́же она становится. В стенах по обе ее стороны вделаны крошечные окошки с деревянными рамами, хотя едва ли они дают много света. Я жду, что кто-нибудь окликнет меня, подозрительно спросит: «Чем могу служить?» Никакой двери не видно. Я понимаю, что запомнила про гаргулью и про дорожку, но не помню, куда я должна потом идти. Я дошла почти до конца дорожки и тут увидела, что это еще не конец. Проход резко поворачивает влево, тянется еще ярдов десять и выводит в маленький дворик. Я выхожу сзади дома № 54, и тут справа, фасадом к тылу другого дома, стоит двухэтажное здание — белая штукатурка и пара глиняных горшков с потрескавшейся землей по обе стороны входа. На черной двери — медные цифры: 5 и 2.

Я нажимаю на кнопку звонка, вделанную в кирпич. Дверь тотчас открывается, словно хозяин стоял за ней и ждал. Я растерялась, лишившись промежутка времени, в течение которого предполагала подготовиться. Я смотрю на него секунду-другую, пытаясь вернуть себе равновесие. А он нейтрально смотрит на меня, светлые голубые глаза глядят в мои. У него коротко остриженные седеющие волосы, выражение лица настороженное, но не недружелюбное. Я заставляю губы изобразить сияющую улыбку:

— Мистер Барр?

Он кивает, и лицо его смягчается.

— Пожалуйста, зовите меня Диклен. А вы, должно быть, Зоэ. — Он поводит рукой. — Входите.