Линда Фэйрстайн - Прямое попадание

Ренли снова ткнул меня в бок:

– А где ваше удостоверение? Надевайте!

– В сумочке.

Свободной рукой он залез в мою торбу, не сводя с меня глаз. Естественно, сам Ренли ничего не смог там найти.

– Скажите спасибо Чэпмену, – рассмеялся он, – благодаря ему я знаю, что оружие вы не носите, так что доставайте значок сами. И даже не думайте вынимать указку.

Я пристроила сумку на пол и присела рядом, роясь в поисках цепочки. Вдруг рука на что-то наткнулась, и я ощупала этот предмет. Набор! Набор туалетных принадлежностей, который я приносила Мерсеру. Я осторожно достала сменное лезвие и зажала в кулаке, одновременно вытаскивая из сумки серую карточку с моим именем. Все еще сидя на корточках, я нацепила удостоверение на шею и, вставая, незаметно опустила лезвие в карман.

Ренли толкнул меня к лестнице. Она была ближе, чем лифт. Я поняла, что бессмысленно бежать к нему, когда за спиной человек с пистолетом.

– Идемте вниз, мисс Купер. Давайте выйдем через заднюю дверь, где, по вашим словам, стоит машина.

Я медленно двинулась вниз по ступенькам; рука, которой я держалась за перила, дрожала. Мы спустились с пятого уровня на четвертый. Я направилась дальше, на третий, где через все здание шли рельсы от старой железной дороги.

– Ну-ка стойте! – вдруг резко приказал Ренли. Он поставил ногу на шпалу и посмотрел на меня. – Перестань дрожать, Алекс. Твое имя Алекс, я не ошибся? Копы должны думать, что мы коллеги, поэтому давай на «ты».

Ренли не понимал одного: Батталья вел в бой одну молодежь. Большинство моих коллег были детьми, только что закончившими юридический колледж. Они оставались на госслужбе недолго – до тех пор, пока их не переманивали частные фирмы и высокие гонорары. Ровесник Ренли уже давно был бы начальником отдела или шишкой в администрации, то есть не совершал бы рядовых выездов и не был бы моим подчиненным. Даже если я смогу успокоиться, у Бренниган хватит сообразительности, чтобы понять, что дело нечисто. Я всех подвергаю смертельной опасности.

Он опустил правую руку – с пистолетом – пониже, но оружие все равно было видно.

– Никогда не поручайте насильнику мужскую работу.

– Что? – спросила я.

– Дени не должна была погибнуть. Может, тебе удастся расслабиться, если я скажу, что на самом деле я не убийца. Ну, то есть не собирался им становиться. Ты должна помочь мне выйти отсюда, и я исчезну, не причинив тебе никакого вреда. Но мы никуда не пойдем, пока ты не возьмешь себя в руки.

Я не поверила ни единому его слову, но поняла, что он не двинется с места, пока не пройдет дрожь.

– Что вы хотите сказать? Может, я успокоюсь, если вы объясните, почему Дени умерла.

– Два слова: Энтони Бейлор, – Ренли прислонился спиной к перилам.

– Вы знали его по Флориде?

– К великому сожалению моего отца. Бандит, хулиган и все такое прочее. Я познакомился с Энтони во время своего недолгого пребывания в тюрьме для несовершеннолетних. Для делинквентов. Старомодное слово, сейчас его не услышишь, да, Алекс?

Я была уверена, что мы проверяли, нет ли у Ренли судимостей, и получили отрицательный ответ.

– Удивлена? Тогда мне было пятнадцать. У отца был очень хороший адвокат. Дело закрыли из-за моего возраста. А он забрал все фотографии и отпечатки пальцев. Большинство адвокатов, как ты, очевидно, знаешь, ленятся это делать. Однако в той ситуации были и свои плюсы. После знакомства с Энтони мне не пришлось больше воровать. Всю жизнь я любил красивые вещи. И никогда не мог себе их позволить. Но мне удавалось получать приглашения на вечеринки в нужные дома. А недели через две я звонил Энтони, рассказывал ему о расположении комнат и о распорядке дня хозяев, обеспечивал себе алиби на время кражи – вот так и сложилась моя первая неплохая коллекция антиквариата. Флорида-Кис стал для меня тесноват, поэтому я двинул на север. К тому моменту, когда Энтони загребли надолго, я уже вел процветающий бизнес в Палм-Бич. Богатые старушенции меня обожали…

– А кража в музее Гарднер?…

– Не глупи. Я бы никогда не решился на такое. Кроме того, десять лет назад Энтони как раз отдыхал в местах не столь отдаленных.

– Но он совершил кражу в музее Амхерсте. За это его посадили в тюрьму в Нью-Йорке.

– Совершенно верно. Один из воров, что вломились в Гарднер, спланировал и операцию в Амхерсте. Энтони взял на себя его вину, когда его поймали с картинами.

– Но не сдал его?

– В этом на него можно положиться. Полагаю, вашему приятелю Чэпмену с ним приходится трудно.

– А Дениз Кэкстон?

– Думаю, теперь-то вы уже знаете, что Энтони и Омар провели какое-то время в одной камере. Омар занимался этой идиотской перепиской с богатыми разводящимися дамочками. Он начал хвалиться этим перед Энтони. Рассказал о Кэкстонах и об их связях в мире искусства. Бейлор тут же вышел на меня. Я был знаком с Дени и Лоуэллом – все в нашем бизнесе их знали. Мы с Энтони использовали Омара, чтобы подобраться поближе к Дени.

– Она действительно наняла его убить Лоуэлла?

– Она не желала смерти мужа. Просто хотела его припугнуть.

По моему мнению, пуля, оцарапавшая череп, – неплохой способ запугивания.

– В него стрелял Омар?

– Нет, он перепоручил это Энтони. Тот куда более умело обращается с оружием. Что ж, Алекс, вижу, тебе уже лучше. Ты практически готова идти, – он посмотрел на мои руки, которые я стиснула, чтобы унять дрожь.

– Но как же картины из музея? Ведь все это из-за них?

Ренли не ответил.

– Я знаю, что вы показали одну из них Марко Варелли.

Он посмотрел мне прямо в глаза, чтобы понять, не блефую ли я.

– Эти картины прятали все десять лет, с того момента, как вынесли из музея. Всем известно, Алекс, – всем в моем кругу, – что ворам было трудно сбыть их с рук. Менее существенные работы, конечно, разошлись…

– Но не Рембрандт и не Вермеер.

– Вот почему Энтони попросили связаться со мной задолго до того, как он познакомился с Омаром.

– Воры?

– Я предпочитаю называть их хранителями. Понятия не имею, кто были те филистимляне, что совершили кражу. Их с трудом можно назвать любителями искусства – они оставили нетронутыми многие ценные картины – из-за собственного невежества, полагаю.

Например, «Похищение Европы» Тициана, полотно во всю стену и по ценности превосходящее Рембрандта и Вермеера, вместе взятых.

– Я пытался найти способ продать их и получить брокерское вознаграждение. Мне доводилось слышать о фантастической частной коллекции Лоуэлла, и я знал, что Дени – темная лошадка. В то время они еще были вместе. Я подумал, что смогу уговорить ее купить одно из этих полотен для их коллекции. Без лишней шумихи. С украденными шедеврами такое происходит сплошь и рядом.