Ольга Миленина - Вольный стрелок

Так что, наверное, все было нормально — если бы не одно «но». Кисин уже не раз сводил меня с разными людьми, по моей просьбе или их, и всякий раз мы встречались в его присутствии. Он нас сводил, он и присутствовал на встрече — в качестве посредника и гаранта, скажем так, нормальности нашего контакта. И заодно демонстрировал тем, что общаться со мной следует только через него. А мне — что я не должна ни о чем беспокоиться, потому что лично он поручается за то, что люди выполнят взятые на себя обязательства.

Это было серьезное «но» — то, что они на меня вышли в тот момент, когда его не было в Москве. Что именно они вышли, а не кто-то из его людей, кто должен был бы стать гарантом в отсутствие босса. Что тот человек Кисина, с которым я разговаривала в субботу, не предупредил меня ни о чем. А значит, не знал ничего.

Я закурила, заметив, как покосился на меня водитель. Может, он был некурящий и запрещал курить в машине — черт его знает. В любом случае это была его проблема — и я, приоткрыв немного окно, выпустила туда дым. Снова и снова пытаясь как можно полнее проанализировать происходящее.

Они знали, что я ищу с ними встречи, — знали, что я задаю вопросы насчет Улитина. Именно Кисин им это передал — потому они и подписали сообщение его кличкой. Но, видимо, когда он сказал им это, они не отреагировали никак на его слова — специально для него не отреагировали, показали, что им это неинтересно, — но запомнили мою фамилию и название газеты. И, узнав, что он уехал, начали искать меня сами.

Это был плохой знак — что они начали искать меня в его отсутствие. А еще хуже было то, что они меня все-таки нашли. И Кисин об этом не знает. И…

— Приехали, — уронил водитель, притормаживая у здания гостиницы, название которой я, наверное, слышала, но не бывала здесь никогда. Именно гостиницы, а не отеля, — скромной, явно непрестижной гостиницы. Довольно грустно смотревшейся снаружи. — Пойдем, что ли?

Я пожала плечами, вылезая из джипа — только сейчас замечая, что он подогнал его к самому входу в гостиничный ресторан, у которого нет никого народу. Он словно специально сделал все так, чтобы как можно меньше людей меня увидели здесь. И даже сообщение на пейджер передал наудачу — хотя мог бы оставить телефон, по которому мне надо перезвонить. Но он не хотел светиться и светить тех, кто приказал меня сюда привезти.

Водитель кивнул в сторону входа, и я пошла за ним, слыша сзади шаги второго. Отмечая, что ресторан на самом деле еще закрыт — потому что путь нам преградил небольшой металлический барьерчик и ни одной живой души не было видно. Но водитель легко обогнул препятствие, демонстрируя, что, может, для кого-то ресторан и закрыт, но только не для него.

В огромном холле, уставленном кожаными креслами, сидели какие-то парни, посмотревшие на меня с интересом, — и водитель махнул им приветственно, произнося: «Здорово, пацаны!», показывая мне, что это все его кореша. Но не задержался там, хотя второй отстал, присоединившись к сидевшим, — а мы пошли дальше по длинному коридору. Он шел не оглядываясь, не сомневаясь, что я иду сзади, и вдруг свернул направо, в черт знает откуда взявшийся тупик, — негромко стукнув в одну из дверей, а потом приоткрыв ее слегка, всовывая голову внутрь.

— Привез, — сообщил радостно, высовываясь обратно, маня меня пальцем. — Давай, Юлька, заходи…

Я в который раз за последние полчаса повторила себе, что я дура. И из-за собственной дурости все складывается не очень удачно — потому что никто не знает, где я, и даже в этом чертовом ресторане нам навстречу не попалось никого из обслуги. И хотя это ничего не изменило бы но мне было бы приятнее жить. Чуть-чуть приятнее.

И еще я подумала, прежде чем войти внутрь, что мне жутко везло, когда я занималась этим расследованием, — а когда решила, что оно закончилось, тут же кончилось и мое везение. И все, что мне остается сейчас, — это верить, что эта встреча тоже будет для меня удачной. Потому что в этом расследовании это последняя встреча, кульминация, так сказать, — а значит, мне должно повезти больше, чем во всех предыдущих эпизодах. Этак кудьминационно повезти.

Звучало не слишком — но я усмехнулась. И шагнула к предусмотрительно открытой водителем двери — за которой меня ждало то самое кульминационное везение…

— Ну здравствуй, Юля. — Мужик, сидевший во главе стола в этой комнате, оказавшейся не чем иным, как ресторанным кабинетом, не встал, игнорируя, как принято сейчас, правила хорошего тона. И слова его звучали не слишком приветливо и вежливо — скорее устало и безрадостно. — Чего ж ты — вопросы задаешь, любопытство проявляешь, людей тревожишь, а сама бегаешь так, что не найти? Несерьезно…

В этом было нечто угрожающее — в равнодушно произнесенной фразе.

Слишком подчеркнутым было равнодушие, слишком медленно произносились слова, и паузы между ними были намеренно затянуты. Хорошо знакомая мне манера — потому что мне не раз доводилось общаться с такими, как он, с представителями того же мира. Говорить с которыми, не имея опыта, всегда очень тяжело — потому что они навязывают свой темп беседы и, кажется, полностью игнорируют то, что ты говоришь, и перебивают в тот момент, когда сочтут нужным, и твердят свое, даже если ты приводишь им доказательства своей правоты, даже вопреки логике. И усталое равнодушие очень обманчиво — потому что под ним всегда кроется угроза, даже если собеседник улыбается, и надо четко вычислить тот момент, когда ситуация становится по-настоящему опасной.

— Я не бегаю — а работаю. — Ответила негромко, делая шаг и другой к столу. Садясь на ближайший ко мне стул, но не напротив того, кто меня, так сказать, приветствовал — ненавижу сидеть спиной к двери,. — а с краю. — А раз найти не могут — значит, плохо ищут.

Я улыбнулась, смягчая резкость слов. Именно ему улыбнулась, главному — наверное, он был главным, раз начал разговор, — смотревшему на меня как бы без интереса. Здоровому мужику лет сорока, в черном пиджаке и черной водолазке, со здоровым золотым браслетом на одном запястье и массивными золотыми часами на другом. Кстати, весьма приятному внешне. Лицо, правда, было чересчур круглым, показывающим, что у его хозяина есть проблемы с лишним весом, — но я сказала себе, что он скорей всего бывший спортсмен, набравший вес после того, как бросил регулярные тренировки.

А вот второй, сидевший сбоку от главного, показался мне куда более стремным — худой, лет сорок пять, наверное, хотя, может, просто поизносился сильно, и глаза пустые, как у наркомана, и лицо такое стертое и размытое, без определенных черт. И костюм на нем был жутко старомодный и однотонный к тому же — создающий впечатление, что он только сегодня утром вышел из зоны и в ближайшем сельском магазине прибрел себе висевший там лет десять костюмчик. А белая рубашка с совсем не подходящим под светло-голубой пиджак черно-белым галстуком только дополняла эту картинку. Как и переброшенный через спинку соседнего стула плащ из весьма невзрачной кожи, словно с оптового рынка.