Ольга Миленина - Вольный стрелок

Я знала, что он озлобится — немного на меня, потому что об этом сказала, но в основном на тех, кто так хитроумно и легко его обыграл. И потому не удивилась, заметив, что он покраснел, — и посочувствовала, что ему не на кого выплеснуть злобу. И, решив предоставить ему такую возможность-вызвать кого-нибудь и наорать на него, — встала. Тем более что говорить все равно больше было не о чем. И медленно пошла к двери.

Я не блефовала — ну, может быть, только чуть-чуть. Потому что мне было жаль отдавать статью в другое место — хотя бы по той причине, что я люблю свою газету. Это не говоря уже о популярности и тираже, по которым с нами никто не сравнится. Но пытаться переубеждать шефа я не хотела — тем более что он не хуже меня знал, что газета от моего материала только выиграет, и не хуже меня понимал, что его выставили дураком.

— Подожди, Ленская! — услышала уже у самой двери, он, видно, долго колебался, если учесть, что кабинет у него длинный, а шла я медленно, мечтая, чтобы он меня остановил. — Ты куда собралась? И что это за дела вообще — у нас контракт с тобой, я тебе деньги плачу, а ты про какие-то другие издания начинаешь?

Я посмотрела на него молча. Я много что могла бы ему сказать. О том, что платят мне копейки по сравнению со многими другими газетами. О том, что я не за гонорар занималась этим расследованием — и могла бы сама отказаться от статьи, получив за это кучу денег. О том, что я серьезно рисковала в ходе этого расследования — и может быть, рискую сейчас. О том, что я старалась не для себя, но для газеты, — что, впрочем, было не правдой, потому что я именно для себя пишу, а не для гипотетического читателя. О том, что газета и ее главный редактор от моего материала выиграют куда больше, чем я, — я получу только копеечный гонорар, а газета еще выше поднимет свой авторитет и соответственно привлечет больше рекламодателей, а значит, кое-кто заработает больше денег.

Но вместо этого я промолчала. Понимая, что он несет эту ахинею просто потому, что не знает, что еще сказать. Что эта ахинея показывает, что он хочет меня задержать и думает судорожно, как ему быть. И я молчала и смотрела на него — а он смотрел в стол. Через какое-то время подняв на меня глаза.

— Ой, Ленская, одни проблемы с тобой, — выдохнул, покачав головой. — Ладно, три дня мне дай. Сегодня у нас вторник — вот и подожди до пятницы…

Это было не то, что я хотела услышать. Он брал время на раздумья — но мне оно ничего не давало. Потому что в защиту статьи могла выступить только я-а желающих убедить его не ставить материал была куча.

— Да зачем, Сергей Олегович? — произнесла спокойно, давая понять, что ни к чему тянуть время, когда и так все ясно, и что у меня нет к нему никаких претензий и все случившееся останется между нами. — И вам лишние проблемы, и мне. Нет — значит нет, я ведь все понимаю. Так зачем ждать?

— Ну что ты за тип, Ленская?! — На лице главного нари-Совалось деланное возмущение. — Я тебе русским языком говорю — улетаю я в пятницу. Сейчас отдашь материал Антоновой — пусть на субботу ставит. Она за меня остается — вот пусть сама и ставит, своим решением. А я не в курсе — улетел я. Когда вернусь, за самовольство, что ты тут творишь с ней, увольнять не буду, но пару ласковых скажу. Так устраивает?

Я пожала плечами. Спрашивая себя, зачем мне все это надо — куда-то мотаться, с кем-то встречаться, сидеть на телефоне, кого-то из себя изображать, придумывать себе роли, играть, обманывать, выслушивать угрозы и рисковать?

Зачем мне две или три недели не иметь возможности думать ни о чем другом, кроме материала, над которым работаю, — а потом, закончив его, тут же хвататься за следующий?

И действительно, зачем, когда я давно могла сидеть себе спокойно в уютном кабинете ответственного секретаря, попивать кофе неспешно, а заодно с вопросами редакционными решать и свои вопросы, проталкивая по просьбе знакомых нужные им материалы и получая за это знаки благодарности, целые пачки знаков с портретом Бенджамена Франклина? Зачем, когда я сейчас могу сказать главному, что устала писать, и завтра для меня освободят должность заведующего каким-нибудь отделом или новую создадут — типа литературного редактора? Зачем, когда я могу уйти в другое место и за куда более спокойную работу получать там в три — пять раз больше, чем здесь?

Я вздохнула с деланной грустью, прекрасно зная, что вопросы эти чисто риторические. Потому что я солдат удачи, я воюю по той простой причине, что мне это интересно и больше ничего делать я не хочу и не умею. И воюю не ради денег, не ради какой-то цели, не ради главного редактора или газеты — а для себя самой. Потому что мне это нравится. И поэтому я буду воевать дальше, не рассчитывая на повышения зарплаты и премии, загранкомандировки и прочие блага.

Буду воевать и получать удовольствие от самого процесса. И от победы. Которая не всегда дается легко — но от этого становится только приятнее.

— Устраивает, Сергей Олегович, — ответила наконец, решив, что достаточно потянула время и главный сейчас взорвется и заорет, чего мне, собственно, еще надо. — Вполне устраивает. В смысле — очень устраивает. Я пойду?

— Иди. — Сережа согласился так легко, что кто-нибудь другой на моем месте даже обиделся бы. — И слушай — когда следующую тему выбирать будешь, постарайся взять такую, чтобы тебя за нее никому убивать не хотелось, а мне чтобы телефон потом не обрывали. Договорились?

— Ну разумеется, Сергей Олегович! — Я закатила глаза с видом оскорбленной добродетели. — Разве я когда-нибудь поступала иначе?

Он не нашелся что сказать, и я вышла за дверь. Не став говорить ему напоследок, что если я найду такую тему, он первый будет жутко недоволен. И не став спрашивать его, есть ли такие темы вообще. Потому что ответ я прекрасно знала. И он заключался в том, что таких тем — которые всех устраивают, ни у кого не вызывают злобы, ненависти и протеста, а лишь радостную улыбку и благодарность к журналисту и желание ему помогать — не существует.

По крайней мере лично для меня…

Я заметила ее издалека — высокую блондинку, стоявшую как раз там, куда я направлялась. И остановилась, заметив, как она оглядывается быстро по сторонам, — и сделала вид, что ищу что-то в сумке. И, вытащив сигарету и прикурив, на всякий случай посмотрела на часы.

Сейчас было без десяти одиннадцать утра — и я вообще-то рассчитывала, что приду сюда первая и уйду до того, как здесь появятся люди. Я специально приехала пораньше — зная, что сбор желающих почтить память Андрея Дмитриевича Улитина, со дня смерти которого сегодня исполнялось ровно сорок дней, состоится в двенадцать часов. И прекрасно понимая, что мне здесь не будут рады.