Мария Семенова - Вкус крови

Вишь как устроился, мерзавец! Действительно, все продумал до мелочей. Сколько уже лет ходит непойманный. Дмитрий сжал кулаки. И все-таки рано или поздно – попадешься. Попался же Чикатйло. Тоже был не из самых простодушных.

И только сейчас Дмитрий вспомнил про оставшегося дома Чака. Потом подумалось о том, что завтра суббота и они, как всегда, устроят пробежку…

А там будь что будет.

Костя Сорокин сидел на кухне и боролся с нарастающей тревогой простым русским способом – пил водку. Нет, он не напился, просто тупо сидел перед черно-белой «Юностью», стоявшей на холодильнике, смотрел все подряд, не вникая в смысл передач, и потихоньку тянул рюмку за рюмкой.

В прихожей надрывался телефон, но Костя не двигался с места. Сначала он срывался на каждый звонок, надеясь, что это Марина, но это всякий раз оказывалась теща. Маргарита Васильевна то рыдала в трубку, умоляя Костю сходить в милицию, то начинала обвинять его во всех смертных грехах и договорилась до того, что он сам, мерзавец и негодяй, что-то сотворил с ее дочерью. Костя уговаривал, успокаивал, оправдывался – все было надраено.

– Говори, что ты с ней сделал?! – услышал он, сняв трубку в очередной раз.

– Говори начистоту!!

– Маргарита Васильевна, ничего я с ней не делал. Успокойтесь.

– Конечно, тебе легко успокоиться. Ты никогда не любил ее. Это же моя дочь… – Она зарыдала, и речь ее сделалась совсем несвязной. – Моя дочь….

Как я не хотела, чтобы она за тебя выходила! Чуяло мое сердце! Мерзавец!

Сволочь! Образованщина! Ты погубил ее!

Костя сжал трубку так, что побелели пальцы.

– Маргарита Васильевна, я прошу вас успокоиться.

– Конечно, ты-то спокоен! Погубил мою девочку… – В трубке послышались рыдания. – Но учти, тебе это так даром не пройдет. Мы с Александром Илларионовичем сейчас же пойдем в милицию. Ты за все ответишь!

Некоторое время слышался только плач, затем:

«Оставь меня, я все говорю правильно», сказанное кому-то рядом.

– Мерзавец! Я всегда знала, что тебе нужна была не она, а положение ее отца! В городе решил зацепиться! Ты разбил ей жизнь, а теперь и ее решил погубить!

На этом месте Костя бросил трубку.

Звонки продолжались. Костя закрыл дверь на кухню и уставился в телевизор, пытаясь сообразить, о чем же рассказывает ему Татьяна Миткова.

В какой-то момент телефон затих.

«Отрубилась, – подумал Костя. – А может быть, Марина нашлась?» Он хотел было пойти и позвонить теще, но душевных сил на это не было.

«Позвонят сами», – с надеждой подумал он.

Он сел на прежнее место, налил еще пятьдесят граммов и залпом выпил.

«Маринка, Мариночка! – в отчаянии думал он. – Хоть бы ты вернулась. Пусть не ко мне. Хоть бы ты нашлась! Какой же я был идиот. Прости меня. Я же, люблю тебя. Я никогда, понимаешь, больше никогда…»

В прихожей зазвонил телефон.

«Теща? Не буду подходить… А вдруг Марина нашлась? Подойти? А если снова теща? Давно не звонила. А вдруг это Марина?»

Костя встал и пошел в прихожую, все еще не уверенный, будет он снимать трубку или нет.

Телефон трезвонил очень настойчиво. Пять звонков, шесть, семь…

– Да, я слушаю, – сказал Костя, сняв трубку.

– Это квартира Сорокиных? – услышал он незнакомый женский голос. Сердце подпрыгнуло.

– Да, – подтвердил он. – Это квартира Сорокиных.

– А не могли бы вы попросить Марину Александровну? – вкрадчиво попросил голос.

Что-то в нем Косте очень не понравилось. Прокуренный, с хрипотцой, он мог принадлежать курящей и пьющей женщине, средних лет, без высшего образования. Но говорила она так, будто хотела выдать себя за гранд-даму. Мордюкова в роли Анны Павловны Шерер.

– Марину Александровну Сорокину, – повторил голос.

– Ее нет дома, – наконец выдавил из себя Костя.

– А когда она появится?

– Этого я не знаю.

– Дело в том, что… – Голос стал еще слаще. – Одни люди нашли ее паспорт, и он теперь у меня. Я понимаю, какая это беда – потерять документ, и поэтому звоню. Просто жалко человека. Конечно, – прокуренная гранд-дама на миг замолчала, – поймите меня правильно, это стоило мне таких усилий… И потом, пришлось узнавать ваш телефон. Я даже не для себя, а просто те люди, которые нашли, они вообще сначала не хотели отдавать ваш документик.

Пока она говорила, Костя оправился от изумления.

– Короче, – прервал он словесный поток, – сколько вы хотите?

– Ну, – в голосе появились деловые нотки, – сто тысяч вам не будет много?

– Хорошо, – согласился Костя, – приходите сюда, адрес вы знаете.

На том конце замялись. В трубке послышался мужской бас, громким шепотом произнесший: «Ты че, Линка, вконец сдурела?» После этого трубку зажали ладонью.

– Вы знаете, – наконец сказала женщина, – нас бы устроило другое.

Приходите завтра утром на Ладожский вокзал. В буфете первого этажа.

– Утром – это во сколько?

– В десять часов. Я как раз осво… ой. – («Дура ты, – послышался мужской шепот, – ты еще фамилию скажи».) – В буфете первого этажа в десять часов.

– А как мне вас узнать? – спросил Костя, которому происходящее нравилось все меньше и меньше.

– Вас узнаю я, – сказала женщина, – держите в руках газету.

– Я буду в бежевой куртке и в такой же кепке, – отрезал Костя. – До свидания.

Первым импульсом было немедленно позвонить Марининым родителям, а потом в милицию. Костя взял себя в руки, прошел на кухню, налил еще пятьдесят граммов, залпом выпил и задумался.

Звонили явно какие-то пропойцы, из тех, кто роется в мусорных контейнерах.

Если с Мариной что-то случилось, они могут что-то знать… «Какой же я идиот! – Костя с силой поставил стакан на стол. – Не спросил, где они его нашли, когда… Ладно, не забыть спросить завтра. Если, конечно, их ничто не спугнет и они придут».

– Ну, Гриша, дело в шляпе. – Аникина громко чмокнула Сучкова в щетинистую щеку. – Считай, сотню заработали. Здорово я с ним говорила?

– Хоть в кино снимайся, – хмыкнул дед Григорий. – Только думать надо, что говоришь. Фильтруй базар, как нынче молодежь выражается. Кто тебя за язык тянул говорить, что на вокзале работаешь?

– Да он не понял! – махнула рукой Ангелина Степановна.

– Ладно, ты у меня молоток! – Дед Григорий обнял сожительницу за обширную талию. – Давай отметим это дело.

Оба пребывали в полной уверенности, что муж Сорокиной принял Ангелину Степановну за пожилую интеллигентную даму, если не за учительницу, то хотя бы за бухгалтера.

Чем больше Костя думал о предстоящей завтра встрече, тем больше возникало сомнений. Идти, разумеется, надо, но что дальше? Он получит паспорт, отдаст сотню, и на этом все закончится? Нет, так дело не пойдет.

«Надо из этой дряни душу вытрясти. Не так уж она проста. Номер телефона-то узнала, а он в паспорте не записан, – с внезапной злостью подумал Костя. – Значит, надо идти не одному».