Владимир Тодоров - Пятый арлекин

— Хорошо,— Роуз поднялся к параллельному телефону, находившемуся в зале.

— Грэг,— послышался голос сенатора,— я нашел тебе секрета­ря. Его зовут Альберт Мондейл. Рекомендации самые отличные. К тому же, как его аттестуют, у него большой жизненный опыт и хорошее чутье, словом, то, что ты ценил в Дэзи.

— Спасибо,— тепло ответил Роуз,— пусть завтра к десяти часам придет ко мне. Расскажи ему, как найти меня.

— Грэг, он только через неделю приедет из Европы. Тебя уст­роит это?

— Через неделю? Хорошо. Тогда — в следующий вторник, в это же время.

Итак, Альберт Мондейл после длительного разговора с Роузом приступил к своим обязанностям. К нему приставили двух спе­циалистов, которые должны были ввести его в курс дела, и теперь он сидел в бывшем кабинете Дэзи, просматривая его записи.

Роуз благожелательно встретил Мондейла. Магнату понравилась его манера разговаривать, непринужденность во время беседы. Роуз только усмехнулся при виде рыжеватой бороды Мондейла, и копны густых рыжих волос. Внешность у нового секретаря была экзотиче­ская. «Впрочем, и деятельность у него в основном тоже будет связана с экзотикой Ближнего Востока, если не получит пулю в лоб от какого-нибудь араба»,— подумал Роуз.

Секретарь был сметлив, ловок, на вопросы Роуза отвечал быстро и обстоятельно. Видно, что его немало поносило по свету, а знание языков явно склонило Роуза в пользу Мондейла. Характеристики и бумаги Мондейла были в полном порядке, за него ручались весьма влиятельные дельцы из Европы, где Мондейл выполнял для них различные поручения в разных частях Света.

— А в искусстве вы разбираетесь?— спросил Роуз Мондейла,— как вы относитесь к импрессионистам и постимпрессионистам? Дело в том, что я в последнее время увлекся этими мастерами и собираю их работы.

Мондейл высоко ценил эти имена и прекрасно разбирался в живописи. Такой секретарь был находкой для Роуза, потому что Дэзи в этом вопросе был далек от понимания. Это окончательно утвердило Роуза во мнении оставить Мондейла, определив ему ист -тательный срок.

— Входите в курс событий и поскорее. Через месяц поручу вам кучу дел, и меня не устроит объяснение, что вы не успели освоиться.

Этот месяц был для Мондейла необычайно напряженным: он пропадал на бирже, просматривал сводки, поступающие с разных концов Европы, Африки, Южной Америки и Ближнего Востока. Мондейл легко усваивал эту науку, она отвечала его склонностям к авантюре и игре. В большой финансовой политике, как быстро убедился Мондейл, элементов блефа было не меньше, чем в ма­хинациях, которые практиковал он в своей предыдущей жизни. Но какой здесь был размах! И никакого риска угодить в тюрьму, все узаконено.

Вечерами Роуз приглашал Мондейла в свой громадный особняк, и с удовольствием показывал новые приобретения для своей кол­лекции, знакомил с прежними. Альберт с охотой выслушивал разъ­яснения Роуза, вставляя иногда замечания.

Вскоре представился случай, который вознес Альберта в вопро­сах искусства в глазах Роуза. Рассматривая летний пейзаж Коро, он вспомнил, что аналогичное полотно в свое время подделывал один крупный специалист по фальшивкам, которого Мондейл хорошо знал: этот художник в свободн oe от фальшивой живописи время рисовал доллары с изображением Капитолия и Авраама Линкольна.

Рассматривая полотно и убедившись, что эта работа сделана его другом лет десять назад, а теперь продана Роузу за приличную сумму как оригинал, Мондейл смекнул, какую выгоду сможет при­нести ему этот случай.

— Мистер Роуз, я сомневаюсь, что это оригинал Коро. Где-то мазок не совсем характерен и фон более тусклый. Похоже, что это подделка.

— Ну, что вы, Мондейл. П осле заключения специалистов ваше мнение вряд ли прибавит что-нибудь существенное.

— Мистер Роуз, если вы согласитесь, я сам отвезу это полотно в Нью-Йорк, и там проведут химический анализ структуры красок, чего в Далласе не делают.

Ради любопытства Роуз согласился, и Мондейл слетал с фальшивым Каро в Нью-Йорк. Экспертиза, которая обошлась в три тысячи долларов, подтвердила, что полотно фальшивое, хотя на­писано на холсте конца девятнадцатого века. Роуз был потрясен. Он учинил грандиозный разнос маклеру, через которого приобрел кар­тину, и вернул ее, чем подорвал благополучие конторы-посредника. Теперь все приобретения должны были проходить через контроль Мондейла. Тот дважды вылетал в Европу: один раз в Лондон, дру­гой — в Брюссель, закупая для Роуза восточное оружие, русские иконы, французский и немецкий фарфор, лиможские эмали и, ко­нечно же, импрессионистов. Во время поездок Мондейл чувствовал постоянный надзор за собой. Он не видел этого человека, но знал, что он есть и, возможно, не один.

В Брюсселе у него состоялась обстоятельная беседа с Кроком. Тот передал удовлетворение Макса тем, как проходит служба Мон­дейла, посоветовал больше вникать в суть деятельности производ­ства всех звеньев компании Роуза, на что Мондейл ответил, что и там его знания расширились и Роуз доволен. А поездки на аукцио­ны — это больше дружеская услуга Роузу и не входит в круг обязанностей секретаря.

И действительно, Мондейл быстро освоился со своими прямыми обязанностями и на совещаниях у Роуза в нужный момент мог выдать необходимую справку или информацию, стал часто выезжать на Ближний Восток, вел беседы с представителями королевских семей, которые любыми путями старались затормозить естественный ход исторических процессов развития. Но нефтеносные районы бу­шевали и сотрясали взрывами национального возрождения. И в этих горячих точках, стравливая политических деятелей, провоцируя их, или же попросту подкупая, лавировал Альберт Мондейл, достойно заменивший покойного Артура Дэзи.

Альберт поселился в уютной квартире, снятой для него людьми Макса. В свободные вечера, убедившись, что в квартиру не проник посторонний, Альберт перевоплощался в Роуза. Перед большим трю­мо, отражавшем Альберта в полный рост, он снимал парик, от­клеивал бороду и усы, и часами разучивал движения Роуза, его характерные привычки, мимику, записывал на магнитофон свой голос, читал какую-нибудь речь Роуза и сравнивал ее с записью голоса шефа.

Но особенное внимание Альберт уделял почерку, в этом добиться сходства удавалось нелегко. Альберт выводил букву за буквой, потом увеличивал скорость письма, пока, по истечении времени, не заме­тил, что между двумя документами — одним, написанным Роузом, другим — Альбертом зрительно не существует ни какой разницы. Закончив очередную репетицию, Альберт напряженно вслушивался в тишину. Квартира Альберта имела два выхода, об этом поза­ботились наниматели — люди Макса. Четыре хорошо обставленные комнаты с залой располагались в фешенебельном районе Далласа.