Стенли Морган - Курьер (фрагмент)

Когда второй съемочный день подходил к концу, мы снимали в районе Найтсбриджа. Я только что закончил расспрашивать очаровательную старушонку лет ста тридцати и, как мне показалось, совершенно чокнутую. Старушенция бойко прошамкала, что обожает чипсы "Кранчум", но поглощает их исключительно сидя в горячей ванне. Не дав мне и рта раскрыть, она тут же спросила, не знаю ли я заодно, что делать, чтобы хлопья не разбухали от пара. Мне пришлось сознаться в невежстве.

Распрощавшись с божьим одуванчиком, мы очутились перед глубокой ямой на мостовой, откуда доносился какой-то странный шум. Заглянув в яму, я увидел здоровенного ирландца, который яростно дубасил киркой по булыжникам, зычно горланя песню, в которой с трудом угадывалась "Трейльская роза". Осторожно склонившись над ямой, я протянул работяге микрофон.

- Прошу прощения, сэр.

От неожиданности ирландец едва не выронил кирку.

- Гы? - прохрипел он.

- Извините, что отвлекаю вас от вашего занятия, но не смогли бы вы ответить, как относитесь к картофельным чипсам "Кранчум"?

- Картофельным чипсам? - задумчиво переспросил он, наморщив неандертальский лоб. - Бегорра, да я скорее сдохну, чем попробую такую гребаную срань!

От смеха я едва не свалился в яму, а оператор чуть не выронил камеру.

- Замечательно... замечательно! - вопил режиссер, приседая, хлопая себя по ляжкам и брызжа слюной от хохота. - Все, на этом ставим точку!

Съемки и впрямь на этом прекратили. И... - выиграли контракт с "Кранчумом"! Директор "Кранчума", тоже ирландец, чуть не надорвался от смеха, просмотрев ролик, и купил его не сходя с места.

Один успех порождает другой, как гласит пословица. После ошеломляющего успеха этого рекламного ролика, имя Расса Тобина стало на слуху у всех руководителей "Кроксли" и, не прошло и месяца, как они снова обратились к моему агенту с весьма заманчивым, но и смертельно опасным предложением. Не соглашусь ли я сделать серию из 12 рекламных клипов, посвященных "Уайт-Марвелу"?

Дело в том, что "Уайт-Марвел" это моющее средство, а в рекламном бизнесе нет ругательства грязнее, чем словосочетание "моющее средство". Среди актеров, снимающихся в рекламах, посвященных стиральным порошкам, самоубийства (в профессиональном смысле) случаются в десять раз чаще, чем среди всех остальных. Лично я знаком с двумя бедолагами, которые пару лет назад пошли на эту глупость и в течение двенадцати месяцев кряду рекламировали моющие средства - с тех пор ни один из них не может найти работу. Во всяком случае, на телевидении. Их физиономии настолько примелькались, что для доброй половины английских домохозяек стали более знакомыми, чем лица собственных мужей; немудрено поэтому, что ни один продюсер больше не захотел с ними связываться.

Вот почему, едва услышав предложение представителя "Кроксли", мой агент Майк Спайеринг подмигнул мне, а потом, рассыпавшись в благодарностях, ответил вежливым отказом. Однако уже в следующую секунду его и без того бледное лицо побелело, как полотно, а челюсть отвалилась.

- Я... мне придется посоветоваться с ним, - пролепетал он и дрожащей рукой положил трубку.

- Мерзавцы!

- Что случилось?

- Деньги, - проквакал он. - Они предлагают деньги!

- Сколько?

- Шесть тысяч фунтов!

Я едва не упал со стула. Сперва меня обдало ледяным холодом, а потом бросило в жар. Целое состояние!

- Черт побери... - только и выдавил я.

- Погоди, - предостерегающе произнес Майк. - Подумай о возможных последствиях. "Уайт-Марвел" может вышибить тебя из обоймы на целый год. Ты не снимешься больше ни в одном клипе.

- Но ведь только на год? Не навсегда же.

Спайеринг развел руками.

- Кто знает? По их словам, вся рекламная кампания рассчитана только на ближайшее лето, не больше. Они планируют провести съемки в январе, а затем прокручивать все двенадцать роликов с марта по август. Если это и в самом деле так, - он пожал плечами, - то полгода спустя ты можешь вернуться.

- Шесть тысяч... - вслух размечтался я.

- Нет, не шесть, конечно. Десять процентов достанутся мне, да и налоговое ведомство зацапает свой куш. В лучшем случае, ты получишь три с половиной тысячи.

- Все равно, это изрядные бабки, Майк.

- Я не спорю. Но ты не спеши с ответом. Иди домой и обмозгуй это, как следует. Подумай, чем сможешь заняться в течение того года, что тебя не будут снимать. Разработай какой-нибудь план.

Вот так это и случилось. И вот теперь, день спустя, я сидел в "Кам-Каме" вместе Тони и разрабатывал план. Честно говоря, я ещё не оправился от потрясения. В мечтах я уносился в райские кущи. Вот я, владелец самого процветающего приморского ресторанчика, валяюсь на золотистом греческом пляже, окруженный толпой загорелых нагих прелестниц. Или разъезжаю на "лотусе" по всей Европе, останавливаясь, где пожелаю, разгуливаю по Парижу, Мадриду и Риму в сопровождении сногсшибательной длинноногой мадонны, обретшей во мне бога любви.

Нет, такое испытание не по моей плебейской душе, решил я. Мне нужна помощь.

Оторвав глаза от извивающейся и дергающейся массы, Тони состроил гримасу и повернулся ко мне.

- Похоже, мы с тобой опять вляпались, старик! - проорал он. Из-за мерцающего света его лицо то появлялось, то проваливалось в темноту, и даже голос, казалось, вибрировал. - Боюсь, что я сейчас блевану! - пожаловался он.

Я успокаивающе махнул рукой.

- Расслабься, старичок! Как-никак, мы балдеем почти задаром!

- Не могу! Я должен хоть что-нибудь выпить. - Тони с отвращением ткнул пальцем в бутылку "Кока-колы" - более крепких напитков в этом дурацком обезьяннике не подавали.

- Я тоже! - гаркнул я.

Я, разумеется, знал, в чем таилась подлинная причина недовольства моего закадычного друга. Дело было вовсе не в одуряющем шуме, тесноте или идиотском освещении. И даже не в "Кока-коле". Просто из-за почти непрерывных съемок мы с Тони уже около месяца колесили по стране и были совершенно выбиты из нормального уклада жизни. Можете себе представить, как сказались четыре недели вынужденного воздержания на двух полных сил, удали и задора двадцатилетних жеребчиках, не привыкших противиться властному зову природы. Немудрено поэтому, что при виде такого скопища молоденьких самочек, у моего приятеля, никогда прежде не сталкивавшегося с необходимостью влачить отшельническое существование, буйно взыграла кровь. Не будь у меня на уме тысячи более насущных проблем, я бы, вероятно, ощущал то же самое. Но даже я поймал себя на том, что все чаще и чаще поглядываю на длинные ножки, туго обтянутые задики и соблазнительно подпрыгивающие грудки, забывая о пленительно маячивших перспективах целого года райской жизни.

Мое внимание привлекла одна девчушка. Высокая и гибкая, она, игриво вертя задиком и подмахивая бедрами, танцевала с грацией и изяществом настоящей балерины, заставляя своего не слишком расторопного партнера пыхтеть и ловить ртом воздух. Наконец, бедняга не выдержал и, сграбастав деваху в охапку, с силой прижал её к себе, имитируя половой акт. Девица запрокинула назад голову, заливисто расхохоталась и высвободилась из медвежьих объятий своего неуклюжего кавалера. Тони тяжело вздохнул. Я громко заржал, а Тони посмотрел на меня и ухмыльнулся, поняв, что я раскусил его сладострастные помыслы.