Фридрих Незнанский - Ошибка президента

Стоит ли говорить, что на конкурс «Московская красавица» Нина Бурмеева отказалась идти наотрез. Леонид мог привести ее туда только силой – Нина категорически не одобряла подобных мероприятий и была очень недовольна, когда узнала, что Леонид получил туда приглашение.

– Если хочешь пялиться на голых бесстыжых девиц, иди туда один! – заявила Нина. – Пригласили бы сразу в публичный дом, чего уж там!

– Это не публичный дом, а конкурс красоты, – устало возразил Леонид.

– Конкурс красоты! – Нина внезапно перешла на крик, что было ей совершенно несвойственно. Она была выдержанной, даже тихой женщиной, и этот взрыв свидетельствовал о том, что она находится уже на грани нервного срыва. – Там одни потаскухи! Неужели приличная женщина пойдет трясти сиськами перед мужиками! Иди, любуйся!

– Успокойся, – только и сказал Леонид.– Я иду туда вовсе не для того, чтобы любоваться, как ты выразилась, сиськами. Мне это нужно для поддержания престижа.

– До кому он нужен, этот престиж! – кипятилась Нина. – Мне он нужен? Ребенку? Смотри, ты из-за этого престижа боишься без охраны на улицу выходить! Кому это надо?

Нина что-то еще говорила, но он не отвечал. Теперь он понял окончательно – их с Ниной пути разошлись, они вряд ли смогут оставаться вместе и дальше. «Ей будет лучше, если она сможет снова стать простой, скромной женщиной, а не женой банкира», – подумал Леонид, оделся и отправился на конкурс «Московская красавица».

Там среди конкурсанток он заметил одну – потрясающую Татьяну Христофориди. Высокая, стройная, с роскошными волосами, она выделялась среди остальных «красавиц» выражением лица – было в нем что-то решительное, жестокое и одновременно детское.

Любящий все прекрасное, Леонид, разумеется, ценил и женскую красоту, но в прошлой, доперестроечной жизни он и мечтать не мог о ТАКОЙ женщине. Но теперь все изменилось – пусть внешность у него осталась прежней, но он уже не скромный сотрудник ЦНИИЦВЕТМЕТа. И когда конкурс закончился, Леонид решительно подошел к Татьяне.

Он никогда бы не стал банкиром, если бы не умел принимать важные решения сразу. Если Татьяна и не станет ему родным человеком, то, по крайней мере, ее прилично показать. В этом состояло ее существенное преимущество перед Ниной, которая уже перестала быть Леониду родной.

Все это Турецкий узнал, опрашивая тех, кто знал Леонида Бурмеева по прежней и новой жизни.

Окажись жена Бурмеева другой, Турецкий вряд ли стал бы допрашивать ее снова и снова, но он всякий раз придумывал новые мелкие вопросы, на которые могла ответить только Татьяна. Поэтому как-то само собой получалось, что он приезжал к ней если не ежедневно, то, по крайней мере, через день. Охрану у палаты Бурмеевой, кстати, довольно скоро сняли.

В сущности, ничего принципиально нового Турецкий от Татьяны не узнал. Она рассказала о том, как участвовала в конкурсе «Московская красавица» и как случилось, что она не вышла даже в финал.

– Там все схвачено, – говорила она, – не переспишь с кем надо, будь ты хоть Софи Лорен в молодости, первое место тебе не грозит. – Она помолчала. – Там я и познакомилась с Леонидом.

– Но у него была другая семья, – осторожно начал Турецкий. – Жена, сын…

– Вы бы ее видели! – усмехнулась Татьяна. – Она ему совсем не пара. Как была, так и осталась женой простого инженера. Ни одеться, ни подать себя. Так что все произошло закономерно.

Турецкого немного покоробило такое отношение Татьяны к женщине, место которой она заняла. Презрения в ее словах, пожалуй, не было, но было полное отсутствие сочувствия. Вещь изжила свой срок – на свалку ее.

– Но вы ведь знали, что он женат, – продолжал Турецкий.

– Да, – кивнула головой Татьяна.

– И вас это не волновало?

– А почему это должно меня волновать? Ведь это он хотел жениться на мне – в первую очередь.

– А вы не хотели?

– А я согласилась.

Турецкий и сам не знал, почему этот разговор так взволновал его. Он ведь ни на секунду не допускал, что может расстаться с Ириной.

– Кстати, эта его Нина прекрасно устроилась, – нарушила молчание Татьяна, – Не стоит о ней беспокоиться. Сначала Леонид сделал ей очень приличную квартиру, а этим летом так и вовсе отправил их за границу.

– За границу? – удивился Турецкий.

– В Австрию. Да вы не удивляйтесь, – улыбнулась Татьяна, – там приличный дом дешевле, чем хорошая квартира в Москве. Так что она стала владелицей дома, а сын ходит в хорошую школу. Леонид их не бросил на произвол судьбы.

– Вы знаете их адрес? – спросил Турецкий.

Татьяна покачала головой:

– Нет. Я этим не интересовалась.

– Послушайте, Татьяна,– вдруг сказал Турецкий,– почему Леонид решил отправить свою семью, бывшую семью, – тут же исправился он, – за границу? Возможно, он боялся чего-то? Что похитят сына, например? – Турецкий вспомнил гипотезу Шведова о том, что банкиров шантажирует группа вымогателей.

– Он же не был ни в чем замешан… – пожала плечами Татьяна. – Ни в каких спекуляциях.

Турецкий посмотрел ей в глаза и снова – в который уже раз! – поразился, откуда на свете могла взяться такая женщина.

– Привет работникам правоохранительных органов, – Григорий Иванович встретил племянника так, как будто заранее знал о его появлении, хотя Грязнов из соображений конспирации приехал внезапно, стараясь не пользоваться телеграфом и уж тем более телефоном. Вся операция производилась в полной тайне, так что никто, кроме Дроздова, Меркулова и Саши Турецкого, не имел представления, зачем бывший майор милиции, а ныне глава частного сыскного агентства Вячеслав Грязнов внезапно взял отпуск на неделю «по семейным обстоятельствам» и исчез из Москвы.

Увидев несколько секунд назад дядю, появившегося из-за дома в темной куртке и маленькой вязаной шапочке, Слава на миг опешил. Он, разумеется, отдавал себе отчет в том, что его собственный родной дядя Гриша похож на нынешнего Президента, но тем не менее первое впечатление было просто ошеломляющим. Григорий Иванович стал похож на Президента гораздо больше, чем раньше, – в его голосе, интонациях, походке появились новые черты, свойственные тому, кому он подражал.

Разумеется, внимательно приглядевшись, он заметил разницу – чуть-чуть отличалась форма носа, да и выражение глаз у дяди Гриши было все-таки не президентское, сквозило в них что-то простоватое, какая-то озорная мальчишеская радость: вон, мол, как у меня здорово получается.

– Ну заходи, что стоишь! – снова «государственным» голосом сказал Григорий Иванович, – Сейчас кликну свою Фаину, она быстро на стол соберет. Ну, какими судьбами к нам в Приморье? Что не сообщил? Мы бы подготовились тут к приему высокого гостя. Может, пьесу бы разыграли. А сейчас кого соберешь? Кто во Владик уехал, кто в Кавалерово. Ты небось сто лет в театре не бывал?