Ги Кар - Храм ненависти

— Признаюсь, я бы не отказался от подобного знака отличия… Я также думаю, Эвелин, что вы рассуждаете как богиня! Ваше деловое чутьё начинает утончаться…

— Разве может быть иначе, мой милый, если находишься в вашем обществе? Вы великолепный учитель…

Она улыбнулась при этих последних словах улыбкой, вмещающей в себя всё обольщения мира… Но она больше не задумывалась над только что сказанным. Если она и пыталась вовлечь «Месье Фреда» в то, что она уже назвала, по своему практичному складу ума, «авантюрой с собором», то это имело совсем другую цель, чем забота о респектабельности своего покровителя… Причина, толкнувшая молодую женщину к действию, была, так сказать, более личной, более женской по своей природе: прекрасная Эвелин думала только о человеке с белыми волосами. С тех пор, как она его увидела в первый раз в жизни, накануне вечером, она пыталась убедить себя, что она обманывается, что она сама впадает в безумие… Но ничего не могла с собой поделать: сама страсть переполняла её радостью. Никогда ещё ничего подобного с ней не случалось: это была мгновенная и безрассудная вспышка молнии, со всеми последующими прелестями, непредвиденными и странными… Она, Эвелин, один из самых блистательных манекенов столицы, имеющая самое богатое содержание, женщина, которой больше всего завидовали и которую желали в то же время, внезапно влюбилась в персонаж с более чем волнующей самобытностью! Человек без всякого состояния, собирающий пожертвования на монумент, существующий только в его воображении… Фантазёр, мечтающий только о соборе! Всё это было невероятно, и однако…

После обеда «Месье Фред» добрый десяток раз снимал телефонную трубку и говорил, сильно жестикулируя, чему свидетельницей была только Эвелин, с собеседниками, имена которых Бенарски, Роймер, Красфельд, Сильвио Перара и Питер Лойб были трудно произносимы только для француза. Всем им финансист назначил встречу после полудня в своём кабинете.

Собрание было длительным и таинственным. Эвелин не хотела там присутствовать, полагая, что разумнее будет оставаться в тени «Месье Фреда», дабы иметь возможность действеннее помочь человеку, лицо которого преследовало её неотступно.

Поведав всем этим господам о странной беседе, которую он имел несколько часов тому назад с Андре Сервалем, Рабирофф объявил:

— Если я и решил, дорогие друзья, внести вас в известность о нелепых прожектах этого малого, то это потому, что считаю, что этот собор-призрак может нам послужить неистощимым источником доходов, если мы сумеем коммерциализировать эту идею, не приступая, понятно, к её реализации… Кто из нас не имеет на совести некоторых грешков? Например, ты, Бенарски, не должен ли просить прощения за афёры с ломбардами? Ты, Красфельд, хотел бы похоронить навсегда чудовищное впечатление, оставленное твоим искусственным шёлком… Что касается нашего бесподобного Сильвио Перана, он не рассердится, если вдруг заговорят об одном так называемом «кинематографическом агентстве», немного излишне привлекательном для миловидных статисток, которых там посылали за границу сниматься в фильмах достаточно сомнительного жанра?… Всё это должно быть забыто, не так ли, и я не настаиваю на продолжении перечисления остальных друзей, которые могли бы спросить меня: зачем ворошу я бесполезную грязь? Главное то, что мы все здесь и никто из нас никогда не был потревожен, разве нет? И чтобы убедить вас в том, что не претендую на роль критика или судьи, я без колебаний признаюсь вам, что я тоже чувствую себя внезапно охваченным неутолимой жаждой честолюбия!

Я также попытаюсь вас уверить, что собор нашего героя кажется мне некоторым идеальным трамплином для нас, чтобы пустить всё — представляя собой блестящий пример солидарности деловых людей — по пути качественно новых предприятий. Разумеется, мы поставим себя под протекцию доброго святого Мартьяля. Это будет тот случай, когда купол скроет торговлю!

… Подумайте только, господа, одно строительство этого собора потребует минимум десяти лет по собственным утверждениям того, кого мы назовём, впрочем, между нами, если вы не сочтёте не слишком неудобным, его «вдохновителем»… Десять лет? Они могут быть и нескончаемыми, если только предприниматели — и мы можем их в этом убедить — не будут против того, чтобы немного продлить удовольствие стройки… Итак, считаем, что собственно строительство займёт пятнадцать лет. Этому должны ещё предшествовать предварительные работы, во время которых будет проводиться детальное изучение планов и схем, а также составление смет. Прибавьте сюда операции с недвижимостью, которые, будут, вне всякого сомнения, необходимы при покупке обширной площадки, переговоры с городскими властями и с правительством, тысяча и один поход для получения всех необходимых разрешений в заинтересованных министерствах, любезную административную переписку, даже соглашение с религиозными властями… Всё это потребует очень много времени! Я сделаю всё возможное, чтобы этот подготовительный период, плодотворный для всех, так как он позволит вашему деловому вдохновению выйти на полные обороты свободного хода, длился ещё минимум десять лет. Итак, в общей сумме мы имеем двадцать пять приятных лет, до того как кто-нибудь из дотошных не догадается серьёзно сунуть нос в наши счета… В отношении Андре Серваля будьте уверены, что он не из таких: он всего-навсего поэт, господа, Этим всё сказано! И я убеждён, что в течение целой четверти века мы будем иметь достаточно надёжный источник доходов и, во всяком случае, время и возможности для процветания…

… Что бы ты сказал, мой дорогой Красфельд, как большой специалист по вопросам недвижимости, если тебе будет! доверена забота о покупке участка под площадку для строительства? Участок земли таких размеров нелегко найти сегодня во всём Париже! Почти наверняка понадобится купить несколько зданий, может быть, даже видоизменить облик квартала… Будет несколько хороших экспроприаций, неплохие спекуляции и значительные комиссионные… А в отношении вас, мой дорогой Роймер, мы были бы довольны, если бы вы получили свою долю пирога, выполняя миссию ведения сделок с предпринимателями и с подрядчиками… Что касается нашего изысканного Сильвио, то, учитывая его вкус к красивым женщинам и торговле предметами роскоши, мне кажется, вполне естественным будет его назначение на престижный пост художественного директора.

— Художественного директора? — спросил с недоверием Сильвио Перана.

— Ну да… Через тебя будут проходить все заказы, скажем, на изящные ризы, кружевной орнамент, массивные золотые канделябры, кадильницы, инкрустированные камнями, хоругви, орифламы, статуи, цветовые свечи и что там ещё может быть, короче, получишь комиссионные на каждой маленькой детали…