Неизвестен Автор - Преступления могло не быть !

Возвращались домой как могли: прятались в тамбуре, под вагонами, забивались в темный угол на третьей полке. Грязные, оборванные, они вызывали жалость. Вместо того, чтобы строго спросить: "Откуда вы, кто вы, почему так едете?" - люди с добрыми душами сочувствовали, сами не понимая того, какой вред они приносят своим добродушием.

Вот так Даниилу и Петру удалось добраться до Актюбинска.

АРЕСТ

Дома Даниил застал отца. Отец вернулся с фронта на побывку. На гимнастерке пришиты ленточки ранений, поблескивали ордена. Отцовская душа истосковалась по детям. Побранить бы надо Даниила за самовольство, да разве об этом думаешь после долгих месяцев разлуки? Вскоре опять уехал на фронт.

Только он за порог, тут как тут объявился Петька. Зашептал Дану на ухо: "Здесь один спекулянт есть. Вчера видел на базаре. Денег у него куры не клюют. Надо бы "почистить".

- В квартире мы нашли триста шестнадцать тысяч рублен и забрали их. Спекулянт умел прятать свое богатство. Деньги разыскали под скатертью, ими устелена была вся поверхность стола. Мы чуть не подрались, когда делили их. Знаете, как это противно, делить чужое, украденное. Но из нас никто бы не решился сказать друг другу: ты - вор.

Даниил расстегнул ворот рубашки, ему сделалось душно. Лоб покрылся испариной, синеватые губы крепко сжаты, будто не хотят произносить ни слова.

- Я чувствовал себя самостоятельным человеком, не таким, как другие, а сильным, смелым, особенным. В кармане у меня лежала густая пачка сторублевок, я хорошо питался и кое-что приобрел из одежды. Такая жизнь мне нравилась все больше и больше. Но "счастье" оказалось коротким. Арестовали моих друзей, а потом и меня. Так я впервые получил срок.

Однако нашлись сердобольные люди, пожалели, мол, юн, под дурное влияние попал. Рано его держать за тюремной оградой, на воле одумается, исправится. Даниил покаялся, доказывая, что он чуть ли не заново родился и... не устояла строгая Фемида.

Очутился Даниил через несколько месяцев на свободе - отсидел одну пятую положенного срока. Тут бы, вдохнув полной грудью свежий воздух, дать клятву: пошалил, хватит. Туманно и где-то далеко в подсознании промелькнула эта мысль, не пробудив желания действовать разумно. В сущности, таких советов ему никто не давал, он вышел из тюрьмы и остался с самим собой наедине.

И Даниил шатался по улицам города, беспечно насвистывая воровскую песню. И на все ему наплевать. На родных, на знакомых, на друзей - один на всем белом свете. Вольный, как птица.

Кончилась война. По-разному отмечали люди день Девятого мая. Радовались все, что наступил мир, пришла победа. И когда все ликовало, когда солнце было по-весеннему так ласково, Даниил со своими подручными готовил новое преступление. Именно девятого мая он и его "дружки" проникли в поезд и на ходу пытались ограбить контейнер. Их схватили. Целые эшелоны людей с медалями и орденами на гимнастерках возвращались после долгих лет войны домой, а Даниил этапным порядком ехал в колонию. Смотрел через зарешеченное окно вслед уходящим эшелонам и думал: "Вот так и батька едет. А приедет, что ему скажут?"

Даниил написал просьбу о помиловании, еще и еще раз покаялся, и ему опять поверили.

Затем он уехал в Чирчик, послонялся по городу, познакомился с местными "дружками". Те нацелили Дана на "объект", но "операция" провалилась, воры были схвачены. Даниил угодил в тюрьму и был освобожден после отбытия срока. Ему исполнилось двадцать лет. Через семнадцать дней после освобождения он вновь совершает преступление: вскрывает в Актюбинске сейф, за что получает десять лет. И снова тюрьма.

ТРУДНАЯ ДОРОГА

Работа теперь у Даниила тяжелая - откапывать и закапывать трубы. А преступления, совершенные им, еще тяжелее. Люди, обиженные и обворованные Даном, разве менее наказаны? Дан работал ожесточенно, покрикивал на лентяев, терпеть не мог халтурщиков, лодырей, лежебок.

Даниил не выдерживает и неожиданно восклицает:

- Сколько один я вреда причинил, мне даже самому жутко становится! А они думали обо мне: ведь человек, нельзя с ним так круто.

Он смущенно смотрит мне в глаза, ему не хочется видеть осуждение.

- Боже мой, думал я, какой гуманный суд у нас! А не во вред ли такая мягкость? Я просил пощады, а получив ее, вновь брался за кастет. Знай об этом мои "сподвижники", отвернулись бы! Хлюпик, пижон, фраер! Двуличных и бандиты не любят.

- Вам не надоело слушать? - вдруг спросил Даниил. - Да вы, журналисты, народ терпеливый. Много темного в моей жизни. Стыдно, стыдно жены, людей... Выйди, Тая, не слушай, самому тошно. Вы бы лучше не записывали, - обратился ко мне Пантелеев.

- Я тогда считал себя смелым, отчаянным. На честных работяг смотрел с презрением. Салажата. Руки от работы ныли, но самолюбие, гордость заставляли меня трудиться не хуже других. Как вспомню про вольную жизнь, в карманах денег полно, хочешь в ресторан, а хочешь в мягком вагоне и в любой город. А тут трубы таскай, в земле копайся.

Морозы, снег, тайга. Был лесорубом, каменщиком, плотником. Сколотил бригаду. В ней оказалось немало таких, как я. Объявился у них заводила; страх на всех нагонял. Бородач с кошачьими глазами. Скажет не ходить на работу, никто не идет и баста. У него и прозвище - Кот.

Тот день никогда не забыть мне. На улице стоял трескучий мороз. Кот скомандовал: "По нарам!" Все улеглись, лежат вверх лицом, в потолок глаза вперили. К тому времени подвезли кирпич, разгружать надо. Сам начальник пришел просить нас, мол, помогите. Кое-кто хотел слезать с нар, но Кот гаркнул:

- Лежать! Пусть сам сгружает!

Тут я не выдержал. Вмиг оказался возле главаря, схватил его за бороду. Он взвыл от боли, соскочил с нар и уставился на меня дикими глазами:

- Ты откуда такой фрукт?

Кот угрожающе поднял огромные кулачищи, но я его опередил и ударил в переносицу. Он упал навзничь. Ярость ослепила меня. Избивал его коваными сапожищами, он извивался у моих ног, и я опомнился лишь тогда, когда он жалобно простонал:

- Хватит!

Теперь я стал полным хозяином над этими людьми.

- Ну, чего стоите, пошли разгружать!

Ни один не остался в бараке. Работали ребята, как львы, да и я старался. А когда кончили, подошел ко мне начальник, смотрит ласково:

- Спасибо, выручил!

Встречались на моем пути добрые люди. Мы их в лагерях не замечали. С презрением смотрели на наших стражников, начальников. О том, что это их служба, не задумывались. Знали, что наша судьба в их руках. Так привыкли считать. А ведь это не так. Я начал понимать: за свою судьбу я сам должен отвечать, сам!

И вот мне говорят спасибо. Я сделал хорошее дело. Ему я обязан тем, что меня скоро освободили. Начальник сдержал свое слово. Я вновь на свободе. Прощай, тайга, прощайте, хлопцы. Первым пришел прощаться Кот. Бороду он свою сбрил и оказался совсем молодым человеком.