Буало Нарсежак - В заколдованном лесу

- Не бойтесь меня, - сказал я. - Я оказался здесь совершенно случайно, и я рад, что мне выпал случай помочь вам в трудную минуту.

Она склонила голову в знак благодарности и, приподняв край платья, подошла к кучеру, рассматривавшему лопнувшую ось.

- Сможет ли экипаж ехать дальше? - спросила она.

- Надеюсь, - проворчал слуга весьма не понравившимся мне тоном. - Я скреплю ее.

- Поторопитесь!

Чувствуя, что мое присутствие становится навязчивым, я готов был уже откланяться и прыгнуть в седло, но тут очаровательное существо жестом остановило меня.

- Господин граф, я хочу выразить вам свою благодарность.

Понизив голос, без тени страха она своенравно махнула рукой, чтобы остановить готовые сорваться с моих губ возражения.

- Знайте, - прошептала она, - что ваше письмо было благосклонно воспринято в замке. Мой отец как раз думал о том, чтобы покинуть эту местность по небезызвестным вам причинам... Увы! Меня бы это очень огорчило.

- Мадемуазель!

- Я вас ни в чем не упрекаю, - продолжала она - этот замок принадлежал всегда только вам.

- Уверяю вас, что...

- Прожитые здесь нами дни были исполнены неприятностей... О! Не только из-за окружающей нас враждебности. Неприязнь людей ничто по сравнению с неприязнью вещей!..

И, вздохнув, она пригладила рукой платье цвета зеленого луга и продолжила разговор.

- По правде говоря, мои родители боятся. Молчание деревьев, отделяющих нас от поселка, печальное одиночество этих ланд, по которым лишь изредка проходят отдельные группы путников, крики куликов над прудом - словом, все кажется им дурным предзнаменованием...

- Но вам!.. - вскрикнул я.

- Мне?.. Я слишком хорошо сочетаюсь с меланхоличностью этого места. Я люблю голоса теней и нашептываемые старыми стенами секреты. Иногда мне кажется, что я начинаю понимать, почему этот бедный Мерлен повесился, а его преемник потерял рассудок.

Пока она говорила, какая-то странная восторженность мало-помалу оживляла ее тонкие черты, а ее сверкающие взгляды, казалось, устремлялись к какой-то варварской и приковывающей к себе сцене за моей спиной. Совершенно спонтанным порывом, в котором она даже не почувствовала ничего оскорбительного, я подошел к ней, взял ее за руку и пылко сжал ее.

- Мадемуазель... - начал я.

Но она деликатно высвободила свою руку.

- Приходите завтра, - сказала она, улыбаясь. - Мой отец будет вас ждать вместе с метром Меньяном. Он собирался вам написать, но я скажу ему, что встретила вас и передала это приглашение.

- Значит, я могу считать себя приглашенным! - живо отреагировал я.

Антуан, убедившись в прочности сделанного им крепления, уже забрался на козлы. Я хотел было открыть дверцу, однако Клер, легкая, словно птичка, уже успела опередить меня и исчезла за окном с опущенными занавесками. Прищелкнув языком, Антуан тронул с места свой экипаж. Карета удалялась в дымке наступающей ночи. Вскоре она полностью исчезла из виду и до меня доносилось лишь цоканье копыт, а через некоторое время воцарилась мертвая тишина. Какое перо смогло бы описать боровшиеся в моем сердце чувства? Мною почти одновременно завладевало возбуждение, граничащее с сумасшествием и крайнее отчаяние. То я, словно ребенок, беспрерывно повторял: "Я увижу ее завтра!", то начинал каяться и умолять свою мать простить меня. Однако вскоре вновь охваченный страстью, я припоминал прелестные черты ее лица и грациозные движения тела с мучительным любованием подробностями. Я мысленно повторял ее слова, в которых, как мне казалось, звучали скрытые оттенки страсти, не менее жгучей, чем моя. Стоило нам только расстаться, как я тут же начал страдать от ее отсутствия и требовал свою возлюбленную у лесов и долин. Спустя некоторое время, охваченный мрачной меланхолией, я удивился тому, что барон не направил ко мне своего посыльного, и мне оставалось подозревать эту романтичную девушку в какой-то злой интриге, в результате которой ее отец встретил бы меня завтра с сарказмом, а, возможно, даже грубостями. Неожиданно я счел ее речи и действия слишком уж смелыми, но тут же поспешил обвинить себя в том, что веду себя как жестокое и горделивое чудовище, и всадив шпоры в скакуна, заставил его полететь стрелой, да так, что он высекал искры из гранита.

Я сообщил метру Меньяну о своей неожиданной встрече и попросил его поехать со мной на следующий день в замок, после чего вернулся к себе разбитый и с горящей головой. К ужину, так тщательно приготовленному хозяином будто тот догадывался, что за скромной внешностью его постояльца скрывается вернувшийся из изгнания господин де Мюзияк, я едва притронулся. Однако вернулся ли я действительно из Изгнания? Не останусь ли я несчастным скитальцем до тех пор, пока не оживу в сердце своей возлюбленной? Прокручивая эти и другие еще более горькие мысли я очень рано удалился в свою комнату надеясь, что усталость избавит меня от терзаний. Но не тут-то было. Часы проходили не принося мне отдыха. Вскоре бледные лучи луны упали мне на лицо, пробудив какое-то сильное волнение. Поспешно одевшись и встав у окна, я пытался насладиться свежестью. На горизонте скопились тяжелые облака таящие в себе бурю, голос которой уже гулко раскатывался вдалеке в то время как зарницы иногда освещали верхушки леса. Над моей головой небо все еще было чистым и звездная пыль мерцала словно множество светлячков на темно- синем фоне. Беспокойство словно изголодавшийся хищник, вновь ожило во мне. Не в силах больше сдерживать себя, я перескочил через подоконник и соскользнул на землю, зацепив при этом глицинию, осыпавшую меня целым дождем благоуханных лепестков. Заперев двери на ночь поселок спал. Я был один вместе со своей лежащей на земле тенью, и мы вместе отправились в путь еще более молчаливые, чем привидения.

Час спустя вдоль ограды замка на ощупь пробирался призрак. Вы вероятно уже догадались, что это я не смог совладать с соблазном повторить свою вчерашнюю вылазку, поэтому до некоторой степени я считал себя призраком замка, который мысленно никогда не покидал. И если иногда легкое поскрипывание пола или двери, открывающейся под тяжестью собственного веса, зарождали мимолетный страх в сердцах владельцев, то я мог преспокойно думать, что это мои двойник прошелся по паркету или толкнул дверь. Я мог бы - а теперь знаю что именно так мне и следовало поступить, - дождаться утра, и тогда я бы не испытал этого неописуемого ужаса. Однако мною овладело желание вновь увидеть, одному, без свидетелей дом в котором я провел свое детство. Мне захотелось приложить руку к этим покрывшимся мхом камням и услышать ветер, разгуливающий по башням замка. Я хотел увидеть окно за которым почивала та которая отняла мой сон. Я хотел... О Боже, кто в состоянии выразить все то, чего может хотеть юношеское сердце?! Я шел вперед по освещенной лунным светом дорожке а впереди меня шествовала моя любовь.