Фридрих Незнанский - Возмездие

— Что? — встрепенулся Александр.

— Это любовь крыльями машет. Марина сама себе не отдавала отчета в том, что влюблена. Да они все — и Митя, и Санечка — все были влюблены в Макси- мыча. До потери пульса. А я еще и подзуживала ее: давай, Марина, действуй! Поощряй, наступай! Ура!! Гол!!

— Не понял?

— Не понял? Ну и зря... Короче говоря, однажды, а именно в июле того самого девяносто девятого года, Митя и его педагог, Юрий Максимович, приходят к нам в Эрмитаж. В мой кабинет, который я тогда делила с Мариной. Вообще-то у экскурсоводов свои помещения. Но... Ремонт, отпуска, летняя вольница. Короче, Марина временно переехала в мой кабинет. И вот они приходят — Митя и Юрий Максимович. И я вижу, как загораются глаза Мариши. Как влюбленно смотрит на своего учителя Митя. И Марина просит меня показать высокому гостю картины, которые хранятся в запасниках. А я не могу отказать Марине ни в чем по определению, понимаете? И я их туда запускаю. Всех троих. Хотя это почти должностное преступление. И как водится, тут же в дверь моего кабинета стучит непосредственное начальство в лице Виталия Ярославовича, с которым вы имели честь познакомиться пару дней тому назад. Паника, переполох. Только Юрий Максимович не теряет присутствия духа. Он повелевает — именно так, повелевает! — закрыть их всех в запаснике, как будто их и нет. Я, представьте, подчиняюсь. Что вообще-то мне не свойственно. Начальство, побухтев для порядку, уходит. Троица на свободе. Марина бежит к Ярославичу, ибо именно ее он и разыскивал, а я провожаю гостей до выхода. М-да-а. Наливайте. Прозит! — женщина подняла бокал.

Она казалась совершенно трезвой. Только серые глаза горели сумасшедшим огнем.

— И вот какая интересная деталь. Когда они пришли к нам, Митька держал на плече большую спортивную сумку. Знаете, черные такие, из брезента, что ли. Я же реставратор, я обращаю внимание на форму. Когда они к нам пришли, эта сумка болталась на Митькином плече, как подушка с мягкими углами. А когда уходили — она, эта сумка, приобрела несколько другие формы, с четко очерченными углами. И висела она на плече его учителя, Юрия Максимовича.

— Почему же вы их выпустили? Не обыскали сумку?

— Я сама никогда никого не обыскивала, вы, должно быть, не поняли, кем я работала, — надменно произнесла Наташа. — А почему я не дала указания проверить их при выходе? Как вы себе это представляете? Я прошу охрану проверить сумку сына моей подруги? Как же я могла думать что-либо дурное о Маринином божестве? И углы эти острые у сумки, они потом мне вспомнились, когда я стала осматривать хранилище перед проверкой. И я увидела, что полотен нет.

— А что Марина?

— Марины не было в городе. Она с сыновьями уехала в Крым. Все произошло очень быстро и очень непоправимо — эта проверка внеплановая и все остальное...

— И вы никогда ничего Марине так и не сказали?

— Нет, у нас был разговор. Где-то в октябре того же года. Мы с мужем уже собирались переезжать. Марина приехала ко мне в гости. Я все ей рассказала. Но она не захотела верить. Она предпочла потерять меня, а не Новгородского.

— Но у Новгородского другое имя: Георгий Максимилианович.

— Возможно. Но это он! Я же знала его фамилию от Марины. И потом, когда он появился в Москве как депутат, я, конечно, следила за его судьбой. Мне была интересна судьба человека, который переехал мою жизнь. Я видела его в теледебатах. Я знала из рекламных телевизионных роликов, что он женат и имеет сына, примерно того же возраста, что и Митя. Но его жена — не Марина, а сын — не Митя.

— А вы общались с Мариной после этой истории? Прошло три года...

— Нет. Наш разговор на моей кухне еще в Питере, когда я изобличила Новгородского, этот разговор был последним. Потом мы с мужем переехали сюда, и все. Началась другая жизнь и другие песни. И, знаете, что ни делается, все к лучшему. Здесь, знаете ли, очень хорошо. Тихо, люди хорошие, нельзя делать подлостей исподтишка: все у всех на виду. «Коль пришлось тебе в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря...» Здесь, правда, моря нет, но река замечательная. У нас здесь появились настоящие друзья. И на работе меня ценят. И Глебова тоже. Я цветоводством увлеклась. Нет, все замечательно! Я раньше думала, что без Питера жить не смогу. А теперь... Позови меня кто обратно — не вернусь.

Она помолчала, раскурив бог знает какую по счету сигарету, и произнесла:

— Я ни разу не говорила с Мариной с тех пор, как уехала. Но пишу ей открытки на каждый праздник. Пишу: «Приезжай, Оленина! Устроим охоту на оленей!» Помните, фильм такой американский? Чудный фильм, с Мерил Стрип и Робертом де Ниро...

— И что она отвечает?

— Ни-че-го! Марина, знаете ли, человек очень цельный и даже прямолинейный. Маленький самурай. Поскольку я выступила против ее божества, значит, я не с ней. И значит, меня больше нет в ее жизни, так я думаю.

— Она могла убить Новгородского? — мирно спросил Турецкий, покусывая веточку петрушки.

— Она? Новгородского? Да вы что? Скорее Луна упала бы на Землю. Марина о-бо-жа-ла его, понимаете? Ах, я вижу, вы ничего не поняли из моего рассказа, ни-че-го-шень-ки, — грустно заключила Глебова.

В этот момент над ними навис высокий полный мужчина.

— А! Вот и Глебов! Я знала, что он не бросит меня в трудную минуту! Знакомься, Глебов, это прокурор! Или прокуратор? Я уже запуталась. Он приехал за мной! Возможно, меня даже посадят! — похвасталась Наташа.

— Идем домой, девочка! — ласково проговорил мужчина, игнорируя Турецкого, как предмет мебели.

— Позвольте представиться, — начал было Александр.

— Завтра представишься, — грубо оборвал его Наташин муж. — Хватит женщине нервы трепать. Она и так жизнь свою сломала. Ты где остановился?

— Здесь, в гостинице. Вы только не ругайте жену. Это я сам ее сюда пригласил. Можно было, конечно, и на работе поговорить...

— Да кто ты такой, чтобы ее передо мной защищать? — великан склонился к Турецкому. — Я сам за нее каждого... Знаешь, почему она с тобой сюда пришла, а не осталась на работе поговорить? Потому что она с тех самых пор, о которых вы беседуете, никогда одна в рабочих помещениях не остается. Чтобы разговоров не было, понял? Будут еще вопросы, звони мне, понял?

Мужчина положил на стол визитку, поднял жену, как пушинку, и почти вынес ее из зала. Турецкий остался один. Люди за соседними столиками веселились, обсуждали предстоящие новогодние праздники, пили, танцевали, переходили от столика к столику.

Никто не смотрел в его сторону. Более того, его обходили, словно он был болен опасной заразной болезнью.

Оставалось одно: допивать коньяк и смотреть, как пожилая супружеская пара безупречно правильно и красиво танцует танго возле помоста, где весьма недурно играл небольшой эстрадный оркестр.