Андрей Курков - Город для отдыха героев враждующих армий

 не снятая во время военная форма. После этого я стал внимательнее

 относиться к деликатному вопросу самовольного ухода из рядов неизвестных

 мне армий.

 Как бы там ни было, но, спустя годы, я оказался на родине моей

 матери, где мне тут же повязали на шею теплый серо-белый платок и вручили

 короткоствольный автомат и несколько гранат. На следующий день я, будучи

 под контролем "однополчан", подорвал гранатой израильский патруль, за что

 был сразу награжден непонятной бронзовой медалью, испещренной мелкой

 арабской вязью. На стороне палестинских патриотов я воевал дольше, чем

 обычно. Объясняется это довольно легко - меня ни на минуту не оставляли

 одного и я уж было испугался, что эта невидимая линия фронта окажется для

 меня последней. Но вскоре "однополчане" решили мне доверить "великую

 миссию Аллаха". Они поручили мне пробраться через Саудовскую Аравию в Иран

 и убить аятоллу Хомейни, позволившего себе нелестное высказывание по

 адресу старшего брата палестинцев Ясира Арафата. Трудно не угадать, что со

 мной приключилось дальше. Уже на границе Ирана меня переодели в форму

 стража исламской революции и в числе других мусульман, возвращавшихся со

 священного хаджа в Мекку, отправили на не менее священный ирано-иракский

 фронт. Военные действия на этом фронте меня позабавили тем, что солдаты

 постоянно смотрели в небо, и в зависимости от увиденного перепрыгивали из

 одной воронки в другую. На этом фронте я похудел на килограмм восемь.

 "Повоевав" таким образом с недельку, я спокойно, без всяких трудностей

 покинул линию фронта и ушел в горы. Слава Аллаху, никакие посты на ночь не

 выставлялись. Видно аятолла полагался на высокую мусульманскую

 сознательность правоверных. В них он не ошибся.

 Следующий и последний мой фронт оказался в Афганистане, куда я вышел

 после недели пешего перехода по ущельям. Дехкане встретившегося мне на

 пути аула ласково приняли меня, накормили, напоили, а когда я уже заснул

 на заботливо постеленной мне циновке, добрые местные жители тщательно

 связали меня и поволокли на осле назад в горы. Очнулся я, когда какой-то

 европеец в чалме пытался заговорить со мной, используя полтора десятка

 незнакомых мне языков. Он был весьма озадачен, но когда я поинтересовался

 у него по-английски, чем я могу быть полезен, он радостно подскочил.

 Узнав, что я в некотором роде американец, европеец предложил мне

 развлекательную экскурсию в какое-то живописное ущелье, предупредив при

 этом, что мне придется взять с собой автомат, так как в ущельях сейчас

 много стреляют.

 Эта экскурсия окончилась плачевно. Местные жители, с которыми мы шли,

 оглушили нас по дороге, связали и передали в руки какой-то джирге. Я так и

 не понял, что обозначало это слово. Во всяком случае это не было название

 местного суда или подобного карающего органа. "Джирга", представлявшая

 собой трех седобородых горцев, отвезла нас в городок, где случилось

 непредвиденное: такие же горцы расстреляли сопровождавшую нас "джиргу",

 перегрузили нас на других ослов и снова уволокли в горы.

 В конце концов мы попали в то же ущелье, из которого отправлялись на

 "экскурсию". Вечером, оставшись один, я нашел какую-то военную форму

 зеленого цвета, которую горцы использовали вместо подушки. Я одел эту

 форму и спустился с гор. До сих пор я считаю, что это был самый разумный