Андрей Курков - Город для отдыха героев враждующих армий

 Независимости.

 Утомившись от бесплодных поисков, я повернул к гостинице, и вдруг

 воздух завибрировал в моих ушах. Сначала слабо и едва ощутимо, но

 буквально с каждой секундой эта вибрация нарастала, и я остановился,

 пытаясь понять: что происходит. Остановился и интуитивно задрал голову

 вверх. И тут же по мне прошлась тень низко летящего вертолета, и

 встревоженный воздух растрепал волосы. А сверху уже сыпались какие-то

 листки бумаги, белые как снег. И падали они вокруг меня, и на крыши домов,

 и на ветви деревьев. А я стоял в оцепенении то ли оттого, что за прошедшие

 недели отвык от шума, то ли просто от испуга.

 Один листок лег мне прямо на плечо, и я взял его в руки.

 "Всем военнослужащим, находящимся в кратковременном отпуске

 приказывается срочно покинуть город и вернуться в расположение своих

 армий. В 18:00 в город будут введены войска и военнослужащие, не

 покинувшие к этому времени город или оказывающие сопротивление, будут

 расстреляны на месте".

 Дочитав, я выронил листок, и он упал мне под ноги.

 Неужели моя свобода снова оказалась кратковременной?! Неужели мне

 никогда не дано найти себе постоянное пристанище, в котором меня никто не

 будет трогать, никто не будет приказывать, и я, естественно, никого не

 буду слушаться?! Где же ты, моя родина, которую я еще не знаю, но которая

 никогда не потребует моей крови? Где мне тебя искать?!

 Я стоял, беспомощно опустив руки, а мимо кто-то бежал и кричал мне:

 "Сматывайся! До шести осталось два часа!"

 И воздух был спокоен и недвижим: вертолет улетел, оставив город в

 безветрии.

 Затихли шаги бежавшего парня, и я почувствовал, как изнутри

 охватывает меня нервная дрожь. Я сцепил руки в "замок", напрягся, словно в

 ожидании удара, и от этого напряжения, от окружавшей меня враждебной

 тишины, чуть не закричал, чуть не заметался из стороны в сторону, как

 волк, окруженный охотниками. Так захотелось быть не здесь, быть где-то

 далеко, вдали от всех и вдали от самого себя, оставив свой человеческий

 облик и свою причастность к человечеству, под какой-нибудь кирпичной

 стеной ожидать расстрела, а второй, звериной своей половиной, мчаться в

 мир, где царствуют инстинкты, и хищнику не известно, что он - хищник!

 И, с опаской посмотрев по сторонам, я понял вдруг, что бегу, что бегу

 так, как бегут преследуемые собаками, едва успевая выбрасывать вперед

 ноги, постоянно отстающие от туловища.

 А по обе стороны улицы навстречу мне неслись дрожащие приземистые

 домики, и были они, казалось, не меньше моего напуганы, и прижимались

 стенами и краешками крыш друг к другу, словно ожидали друг от друга помощи

 и спасения.

 Ноги несли меня дальше. Проскочившие мимо домики остались позади, и

 теперь мне навстречу неслись деревья. А я все еще не чувствовал усталости,

 и дыхание мое очистилось, но глаза заливал холодный пот, и даже ладонь

 правой руки никак не могла остановить его.

 С аллеи я бросился в знакомый проем меж двух деревьев и, не

 рассчитав, ударился левым плечом о крепкий ствол магнолии. Следующие

 несколько метров я пролетел пьяным зигзагом, но благо, теперь под ногами

 была узкая тропинка, и я смог выровнять свой бег по ее линии.

 Ветер ударил мне в лицо.

 С обрыва, по краю которого бежала дальше эта тропинка, я посмотрел на

В РјРѕСЂРµ.

 Волны неровными шеренгами наступали на берег.

 На горизонте дымил большой корабль.

 На террасе виллы Казмо перед бортиком на табурете сидел Феликс,