Анна Ольховская - Снежная Жаба

— Я люблю его! — выкрикнула Брунгильда, сжав кулачки. — И не позволю ему тискаться по углам с местными шавками!

— Поосторожнее в выражениях, девочка. — Глаза свекрови недобро прищурились. — Шавок здесь нет, а есть прекрасные арийские девушки, одна лучше другой. Да, у них нет твоего цвета волос и твоих глаз, но и времени на то, чтобы терпеливо ждать, пока ты завоюешь расположение моего сына, у нас тоже нет. Я сегодня же поговорю с сыном, отпущу, так сказать, поводок, пусть мальчик развлечется. А то он что‑то совсем захандрил, отсиживается в своей лаборатории сутками, я его почти не вижу. Или по лесу гуляет вместе со своим псом, и ведь не только ночью — днем выходит, расходуя без серьезных на то причин защищающую от ультрафиолета мазь. Раньше он больше общался со своими людьми, принимал участие в заседаниях Президиума, соглашался на исследования нашими учеными предела его возможностей. А после того инцидента с девкой фон Клотца Кая словно подменили. Я очень надеялась, что тебе удастся заставить своего мужа забыть это временное помрачение рассудка, но увы — за прошедшие два года ты ничего не добилась. Он хоть принимает те препараты, что я даю тебе?

— Я же вам говорила — да, принимает! Я лично подмешиваю их в его питье!

— А он точно все выпивает?

— Когда как. Иногда все, иногда только чуть пригубит.

— Очень плохо! — поджала губы Грета. — Эти препараты надо принимать строго дозированными и постоянно, тогда вероятность рождения у Кая детей, полностью унаследовавших способности своего отца, может достигнуть восьмидесяти процентов! А из‑за твоей бестолковости эта цифра скорее всего существенно уменьшится! Все, Брунгильда, я ухожу! Я сказала тебе все, что хотела, а теперь мне надо поговорить с сыном. А ты делай выводы. И научись, наконец, вести себя достойно!

И женщина надавила кнопку на стене. Дверь бесшумно уехала в сторону, и Президент Восточного подразделения «Аненербе» Грета Ландберг стремительно вышла из комнаты.

Брунгильда на цыпочках подбежала к выходу и замерла, прислушиваясь к удаляющимся шагам. Затем снова ткнула пальцем в придремавшую было кнопку.

Получив бесцеремонный тычок в… гм… спину, кнопка возмущенно пискнула и, бурча что‑то неразборчивое, послала сигнал сервоприводу, приводящему дверь в движение.

Не сказать, чтобы сервопривод особо обрадовался этому сигналу, но — работа у него такая: сиди в стене да эту стальную штуковину туда‑сюда двигай.

Он и двинул. Штуковина и закрылась.

— Старая сука! — прошипела Брунгильда, изо всех сил пнув стоявший возле стены стул. — Ты мне за все ответишь! И за высокомерие свое, и за тупые принципы, и за трусость, и за сегодняшнее унижение — за все! Как только я рожу ребенка от Кая, и ты, и все остальное старичье из Президиума отправитесь на свалку! А ваше место у руля «Аненербе» займем мы! Молодые и сильные! Истинные арийцы с незамутненным предрассудками и нелепой осторожностью разумом! И нашим единственным Президентом, главой обоих подразделений, станет твой сын Кай! Правда, он еще не знает об этом, но скоро узнает! Как только я смогу заставить его полюбить меня…

Похоже, это «как только» было более чем серьезной проблемой, настоящей подводной скалой, на которую несущийся на всех парусах корабль нацистской мечты в очередной раз напоролся со всей дури.

Во всяком случае, пылающие мстительной мечтой глаза девушки мгновенно погасли, пафос сменился тоскливым раздражением, и валявшемуся на полу стулу, искренне рассчитывавшему на правдивость поговорки «лежачего не бьют», пришлось испытать очередной крах жизненных устоев.

Его снова пнули! Причем не один раз! И пинали бы дальше, не подставь он удачно одну из ножек, соорудив весьма болезненный для человеческой ноги блок.

— …! — вскрикнула гордость Западного подразделения «Аненербе», генетически стерильная человеческая особь, по праву гордившаяся совершенством своего тела и идеальной внешностью. А еще ее образованием и воспитанием занимались лучшие истинно арийские умы, так что, по идее, на выходе должен был получиться великолепный образец, настоящая Ева будущей нордической расы. Вот только непонятно тогда, откуда в лексиконе этой квази‑Евы имел место весьма обширный словарный запас портовых грузчиков Гамбурга, коим она сейчас весьма щедро делилась с обстановкой своей комнаты. — …!.. мать!..!!!

А еще краса и гордость «Наследия предков» при этом забавно прыгала, тряся ногой, что отдаленно напоминало па ирландской джиги.

В целом все было очень мило.

Причем Брунгильда так увлеклась, что не услышала, как дверь снова уехала в стену — а все из‑за чересчур исполнительного сервопривода, даже мысли не допускавшего о возможном скрипе, — и в комнату вошел высокий, великолепно сложенный молодой мужчина.

Он производил весьма странное впечатление — смесь восторга и страха.

Его идеальными чертами лица, анатомически совершенным телом, гибкой грацией движений нельзя было не восторгаться. А молочно‑белая кожа, длинные, зачесанные назад волосы цвета платины и странная, насыщенно‑серебристая радужка глаз вовсе не казались чем‑то неправильным, наоборот — все вместе выглядело весьма гармонично.

Если бы не одно «но», и вызывавшее интуитивный, подсознательный страх.

Его зрачки.

Не привычно круглые, а похожие на постоянно меняющие форму пульсары. Причем необычного темно‑фиолетового оттенка.

Долго смотреть в эти глаза не стоило — голова начинала кружиться, а сознание превращалось в маленькую точку, уступая место чужому сознанию и чужой воле.

Именно это и делало Кая Ландберга практически неуязвимым.

И именно это его мать Грета и рассчитывала размножить в потомках Кая.

Чтобы получить расу неуязвимых господ, одним взглядом превращающих людей в покорных рабов.

Вот только сам Кай был вовсе не в восторге от столь глобального замысла. Он вообще оказался очень странным, с точки зрения всех членов не просто ушедшего в подполье, а зарывшегося под землю нацистского гнезда.

Они все, до единого, были фанатичными приверженцами идеи возрождения великой нордической расы, их так воспитывали с пеленок. Среди жителей пещер уже практически не осталось уцелевших после окончания Второй мировой войны первых членов «Аненербе», здесь, на Урале, таких было двое — дряхлых, впавших в маразм старцев, а в Альпах кряхтели целых четверо, причем один из них все еще принимал участие в научных экспериментах. Но в Альпах и условия для жизни получше, и проблем меньше.

А в целом в пещерах сейчас обитала популяция выведенных в колбах «истинных арийцев», прошедших жесткий отбор. И поскольку из древних рун был вычленен облик тех, изначальных, ариев, к которому генетики подгоняли внешность зародышей, все жители пещер, что на Западе, что на Востоке, были очень похожи друг на друга: светлоглазые и светловолосые, с правильными чертами лица.