Олег Игнатьев - Семь «шестерок»

— А почему не Рудяка?

— Он ее сделал в свое время женщиной.

— Рудяк?

— Нет, Файдыш.

— Она ему симпатизировала?

-Да.

— Ну-ну, — видя, что Бицуев замолчал, поторопил его Климов.. — Я слушаю.

Бицуев потер лоб.

— Меня там не было. Это они рассказывали.

— Я понимаю.

— Вот. Дверь оказалась запертой. Ну, Сяча постучал, там есть окошко… Постучал и ждет. Она спросила, кто? Файдыш ответил. Она услышала и подошла к окошку. Увидела, открыла… Думала, он что-то скажет ей… А Сяча… руку с пистолетом внутрь просунул и выстрелил в нее. Сказал, что попал ей в «моргальник», в смысле, в глаз, — поправился Бицуев, и его язык опять прошелся по губам. — Потом зашел и забрал «бабки». Деньги, значит.

Признание в кровавом преступлении звучало просто: приехали, зашли, убил. Потом все деньги поделили.

— Сколько Сячин взял себе?

— Десять кусков.

— А почему так много?

— Сказал, что передаст знакомому в угрозыске, и тот замнет убийство. Мол, все так делают, кто хочет жить.

— И вы поверили?

Климов почувствовал, как крылья его носа затвердели, кожа у глаз натянулась, веко задергалось.

— А что? — демонстративно удивился Бицуев. — Так не бывает? Конечно, поверили. Без связей ничего сейчас не сделаешь и не добьешься. Все это знают.

— Ну, ладно, — не стал дискутировать Климов и потер нижнее веко. — А кто фотографировал? Меня, других сотрудников милиции? Зачем?

— Чтоб знать в лицо, — с поспешностью сказал Бицуев. — Рудяк снимал.

— А ты?

— И я, — он опустил глаза. — Сяча приказывал. Потом устраивал экзамен: показывал на улице и спрашивал, кто это? Надо было отвечать.

— Послание мне Файдыш написал?

— Рудяк.

— Его затея?

— Сячи. Он нас и одеваться заставлял невзрачно, чтоб стрижечка была и все такое. Никаких примет.

— А у него у самого отличия имеются?

Бицуев помолчал, потом ответил.

— Недавно подбородок раскроил, попал в аварию. Теперь ходит со шрамом.

Климов выключил магнитофон, взял ручку.

— Слева, справа?

— Слева.

— Так и запишем: на подбородке слева косой шрам.

В общей сложности допрос продлился пять часов, сравнительно немного, но место, где скрывался главарь банды, оставалось неизвестным.

Вечером Климов присутствовал на допросе Рудяка.

Вел его Тимонин.

В этом следователе, с которым Климову не раз приходилось работать бок о бок, угадывалась та нервная сила, что заставляет подниматься навстречу даже чиновников в просторных кабинетах. И сейчас его желто-зеленые глаза рыси вприщур смотрели на Рудяка. Прокуратуру, как и уголовный розыск, интересовало местопребывание Сячина.

Рудяк уже не скрывал никаких подробностей, точно указывал, где, когда и с кем совершено то или иное преступление, и лишь убийство кассирши упорно сваливал на Файдыша. Выгораживал брата.

Холодный свет люминесцентных ламп делал его лицо мертвенно бледным, синюшно оттенял подглазья. Ноги в кремовых носках и кремовых кроссовках выглядели как пластмассовые протезы.

— Кто такая Сердюкова, приславшая на имя Сячина открытку «до востребования»?

— Томка, что ли?

Тимонин промолчал.

— Курортница одна. Серега снял па пляже.

— Кто она? Откуда? Где работает?

— В открытке адрес не указан?

— Я вас спрашиваю.

— Курортница и все. Я с ней не спал.

— А Сячин?

— Было дело.

— Так, — протянул Тимонин и отодвинул от себя подальше пачку сигарет. Чувствовалось, что он хочет закурить, но в комнате и так было сине от дыма.

— Но что-нибудь о ней вы знаете? Ее приметы, цвет волос…

— Нет, ничего.

В глазах Рудяка просквозила робкая, бессильная надежда: если и эта ложь не выгорит, тогда ему хана. Раза три- четыре в его голосе прорывались нотки горького раскаяния, но в основном он держался на злобе.

— Вы не пытались отговорить Сергея от убийства?

Тимонин сменил тему, и Рудяк, чьи скулы стали восковыми, безвольно-тягостно вздохнул:

— Пытался, сколько раз.

Усиливая нажим, Климов уличил его в противоречии:

— Сейчас вы косвенно дали понять, что Лякину убил ваш брат, Сергей, к чему усугублять свою вину? А то получается, что это вы стреляли в кассе. По крайней мере, Бицуев с Файдышем считают, что убили вы.

— У, падлы гадские! — рассвирепел Рудяк. — Серега Файдышу при мне отдал «косую»!

— Тысячу рублей?

— Да, тысячу! Что, мало?

Климов не стал спорить, и Тимонин поблагодарил его взглядом: вовремя помог, хорошая раскрутка.

— Мало, — жестко сказал он. — За тысячу сейчас никто себя марать не станет! Признавайтесь, кто убил? Вы или Сячин?

Рудяк дал «трещину».

Пристыженно и виновато, сбивчиво, взахлеб, вымаливая для себя прощение, он рассказал о том, как Сячин убивал кассиршу.

— Он с вальтером теперь не расстается. Мы все боялись, что и нас он уберет. Он говорил, что в «уголовке» у него полно дружков.

— И вас бы мог убрать?

Кажется, наступил момент полной самообнаженности. Узкое лицо Рудяка исказилось, и он разрыдался. Размазывая слезы по щекам, стал говорить о том, что в августе его чуть не убил Сергей. Заподозрил в возможной измене. Привез на своей «Ладе» в лес, заставил полностью раздеться и, подтолкнув к какой-то грязной яме, угрожая пистолетом, потребовал молчать «до гробовой доски», чтоб ни случилось. Узнав, что между Файдышем и Бицуевым произошла драка, во время которой Бицуев орал, что выдаст банду «с потрохами», Сячин сказал, что «порешит Бича». Вместе с Файдышем, вооруженные пистолетом и обрезом, они до ночи поджидали того у здания милиции, сидя в машине. Если бы он вышел «из ментовки», они бы его застрелили. Но Бич пропал куда-то, наверное, испугался, заявлять не стал, и они успокоились.

— И вас осталось трое?

— Да.

Рудяк отвечал нервно, срывисто, и все-таки тон его теперь был иным, чем вначале. Немного помолчав, уняв волнение, он выпил воды, предложенной ему Тимониным, и ответил на последние вопросы.

— Организатор банды Сячин?

— Да.

— Куда он мог уехать?

— К Томке.

— Где она живет?

— В Подвойске.

— Кем работает?

— Швеей.

Остальное их уже не волновало. Рудяк и не заметил, как сказал о самом главном.

В Подвойск Климов приехал на рассвете.

Этот далекий, затерявшийся в лесах сибирский городок заставил его сделать три пересадки: с самолета на поезд, с поезда на катер, с катера на рейсовый автобус, переполненный рабочим людом.

Начальник подвойского уголовного розыска, поджарый капитан, назвавшийся Чурилиным, познакомил его с оперативной сводкой. Сердюкова Тамара Анатольевна, работница швейного кооператива «Соболь», проживает по улице Завражной, дом номер пять, в частном домовладении, разведена, детей не имеет. Три дня назад взяла на работе отпуск, на улицу выходит редко. Во дворе ее дома стоят «жигули» шестой модели, малахитово-зеленые, прикрытые брезентом.