Джон Харт - Король лжи

– Господин Пикенс, вас предварительно уведомили относительно ваших прав. Это верно?

– Можно взять сигарету? – спросил я.

Миллз глянула на детектива Маленькая Голова, и он вытащил пачку «Мальборо лайте». Я взял одну сигарету, зажал между губами. Он наклонился через стол, щелкнул дешевой розовой зажигалкой и вернулся обратно на свое место у стены.

Миллз повторила вопрос:

– Были ли вы заранее осведомлены о своих правах?

– Да.

– Вы понимаете эти права?

– Да, понимаю.

– Перед вами стандартная форма отказа штата Северная Каролина. Здесь объяснены ваши права. Пожалуйста, прочтите форму вслух.

Я поднял лист бумаги и прочел на магнитофон, поскольку судью могли попросить досконально исследовать законность допроса.

– Вы понимаете эти права? – повторила Миллз.

– Понимаю.

– Если вы желаете говорить с нами, я прошу указать вашу готовность на форме отказа, потом поставить дату и подпись.

Во всех таких формах отказа есть место, которое вы должны отметить: желаете ли вы продолжать говорить на допросе. Согласно закону, когда подозреваемый находится в заключении и требует присутствия юриста, полиция должна немедленно приостановить допрос. Все, что будет сказано после этого времени, не примут в суде; теоретически любое свидетельство полицейские считают основанным на таком заявлении.

Я говорил всем своим клиентам то же самое:

– Никогда не подписывайте этот проклятый отказ. Требуйте адвоката и держите рот закрытым. Ничего не говоря, вы тем самым помогаете себе.

Проигнорировав свой собственный совет, я подписал отказ и передал его. Если Миллз и была удивлена, то хорошо это скрыла. Она сунула подписанную форму в манильскую папку, как будто опасаясь, что я передумаю и разорву ее. В какое-то мгновение она показалась мне неуверенной, и я подумал, что она не ожидала моего согласия сотрудничать. Однако мне нужна была информация, и я не получил бы ее, не подыграв. Они что-то нашли. Я хотел знать, что именно. Это была опасная игра.

Я взял инициативу в свои руки.

– Мне предъявлено обвинение?

– Это мой допрос. – Ее поведение оставалось спокойным; она была беспристрастным профессионалом, но так не могло продолжаться долго.

– Я всегда могу отречься от своего отказа, – заметил я.

Немногие понимают это. Можно подписать отказ отвечать весь день на вопросы и затем изменить свое мнение. Тогда следует остановить допрос – то, чего не хочет делать ни один полицейский, – пока допрашиваемый не будет готов. Я видел, как подергиваются мышцы на лице Миллз. Колода подтасовывается в пользу полицейских, и они часто извлекают выгоду из незнания людей системы.

– Нет. Нет никакого обвинительного акта.

– Но у вас есть ордер на арест?

Она снова заколебалась, но потом ответила:

– Да.

– В котором часу вы получили его?

Ее рот сложился в узкую складку, и я заметил, как выпрямился у стены детектив Маленькая Голова.

– Это не имеет значения.

Я мог прочитать на ее лице внутреннюю борьбу. Я знал Миллз: она хотела, чтобы я говорил, хотела этого так сильно, что уже ощущала вкус победы. Если бы я стал говорить, она могла бы сбить меня с толку, добившись быстрой победы. Если бы я воспользовался своим правом молчать, она не получила бы этого удовольствия. Но она собиралась нанести быстрый удар. Миллз жаждала крови и верила в свою способность добиваться этого.

– В час дня, – наконец произнесла она.

– Однако вы подождали до пяти, чтобы арестовать меня.

Миллз смотрела вниз на свой блокнот, обеспокоенная тем, чтобы зафиксировать нашу беседу как часть официального допроса. У полицейских тоже есть правила: не позволяйте подозреваемым брать допрос под свой контроль.

– Я хочу лишь удостовериться, что мы понимаем друг друга, – продолжил я. – Я знаю, почему вы ждали. – И я действительно знал. Арестовывая меня после пяти, она не оставляла мне шанса просить судью выпустить меня под залог. Это означало, что по крайней мере одну ночь я проведу в камере заключения, и в этом было личностно подобно газете, которую она оставила у меня в кухне. Он хотела, чтобы я почувствовал на своей шее петлю, ровную и простую.

– Вы закончили? – спросила она.

– Лишь бы мы поняли друг друга.

– Тогда давайте продолжим. – Она начала систематизировать и, должен признать, вполне умело. При минимальном диалоге она установила мою идентичность, связь с покойным и род моего занятия. Она хотела чистой, четкой расшифровки стенограммы. С особой тщательностью спросила меня о ночи, когда умер отец. Она хотела учесть каждый момент, ия изложил ей ту же самую историю, что и прежде. Несчастный случай с матерью. Больница. Дом Эзры. Телефонный звонок. Его внезапный отъезд. Я приуменьшил серьезность его спора с Джин и подтвердил еще раз, что после того как оставил дом Эзры, остальную части ночи провел дома.

– Нет, – сказал я ей. – Я не видел больше отца.

– Как насчет его оружия? – спросила она.

– Что именно?

– Вы знали, где он хранил его?

– Многие люди это знали.

– Это не ответ на мой вопрос.

– Я знал, где он хранил его.

– Вы умеете стрелять из пистолета?

– Прицеливаешься и нажимаешь на курок. Это тебе не запуск ракет.

– Вы знаете, где оружие сейчас?

– Нет. Не имею понятия.

Она возвратилась к началу. Снова прошлась по каждой детали, подошла к моей истории с различных сторон, ища противоречия, крошечные элементы лжи.

– В котором часу вы легли спать? А ваша жена? О чем вы говорили? Расскажите о вашем споре. Расскажите, что случилось в больнице. Что еще говорил ваш отец, прежде чем уехал? Что он говорил насчет телефонного звонка? Давайте вернемся к этому.

И так, не прерываясь, в течение нескольких часов.

– Как вы ладили со своим отцом? Какая у вас была финансовая договоренность в отношении клиентуры? Вы были партнером или служащим? Имелся ли у вас ключ от его дома? Запирал ли он офис на ночь? А свой стол?

Я попросил воды, и Миллз налила в стакан воду из кувшина. Я отпил маленький глоток.

– Когда первый раз вы узнали о завещании?

– Я знал, что он оставлял мне дом, но больше ничего, пока не встретился с Хэмбли.

– Ваш отец никогда не обсуждал его?

– Он был скрытным человеком, особенно, когда дело касалось денег.

– Хэмбли сказал мне, что вас рассердили условия завещания. Он говорит, что вы осыпали проклятиями своего отца.

– Джин не была включена в завещание.

– И это обеспокоило вас?

– Я считаю, что это жестоко.

– Давайте поговорим о вашей матери, – сказала Миллз. Я напрягся.

– О чем именно?

– Вы любили ее?

– Можно ли в этом сомневаться?

– Ответьте на вопрос, пожалуйста.

– Конечно, я любил ее.

– А ваш отец?

– Он любил ее тоже.