Владимир Михайлов - Искатель. 1962. Выпуск №3

Револьвер дрогнул.

«Сейчас одна секунда шестого! Неделя истекла! Джим Рэдер победил!»

Из студии донесся нестройный приветственный крик публики. Банда Томпсона угрюмо окружила могилу.

«Он победил, друзья, он победил! — надрывался Майк Терри. — Смотрите, смотрите на экраны! Прибыли полицейские, они увозят бандитов Томпсона прочь от их жертвы — жертвы, которую они так и не смогли убить. И все это благодаря вам, добрые самаритяне Америки. Взгляните, друзья мои, бережные руки вынимают Джима Рэдера из могилы, которая была его последним прибежищем. Добрая самаритянка Джэнис Морроу тоже здесь. Как знать, может, это начало романа? Джим, кажется, в обмороке, друзья, они дают ему возбуждающее. Он выиграл двести тысяч долларов! А теперь несколько слов скажет сам Джим Рэдер!..»

Последовала короткая пауза.

«Странно, — сказал Майк Терри. — Друзья, боюсь, сейчас мы не сможем услышать голос Джима. Доктор осматривает его. Минуточку…»

Снова последовала пауза. Майк Терри вытер лоб и улыбнулся.

«Это переутомление, друзья, страшное переутомление. Так сказал доктор… Ну что ж, друзья, Джим Рэдер сейчас немного нездоров. Мы сделаем для этого храброго парня все, что будет в человеческих силах. И все это за наш счет. — Майк Терри бросил взгляд на студийные часы. — А теперь время кончать, друзья. Следите за объявлениями о нашей новой грандиозной программе ужасов».

Майк Терри улыбнулся и подмигнул зрителям.

Известный певец Энрико Карузо, купив себе дом, пригласил рабочих ремонтировать его, а сам занял одну комнату, чтобы репетировать арии. Через несколько дней к нему пришел старший каменщик.

— Синьор, вы хотите, чтобы ремонт поскорее окончился?

— Конечно.

— Тогда перестаньте петь. Как только вы начинаете, все бросают работу и слушают вас. И взяться за дело их уже не заставишь…

Позже Карузо говорил, что это был самый приятный и волнующий эпизод в его жизни.

Ганс Христиан Андерсен мало заботился о своей внешности. Однажды на улице какой-то человек ядовито спросил его:

— И эту чепуху у себя на голове вы называете шляпой?

Андерсен хладнокровно ответил:

— А эту чепуху у себя под шляпой вы называете головой?

Артуро Тосканини и Пьетро Масканьи (автора «Сельской чести») пригласили дирижировать на большом музыкальном фестивале в Милане. Масканьи до смешного завидовал славе своего коллеги и поставил условие, чтобы ему выплатили гонорар больше, чем Тосканини. «Хоть на одну лиру, да больше!» — потребовал он.

Условие было принято. И когда дело дошло до выплаты гонораров, Масканьи получил… только одну лиру: Тосканини дирижировал бесплатно.

Однажды Илья Ефимович Репин приехал в Париж. В то время все восхищались фотографией. Репин тоже попытался сфотографировать кого-то из знакомых, но не выдержал и выскочил из-под черного сукна, которым прикрывался, наводя аппарат.

— Так и задохнуться недолго! — вскричал великий художник. — И зачем только выдумали этот аппарат, когда и без него можно прекрасно рисовать портреты?

Читатель, конечно, помнит книгу Леонида Борисова «Волшебник из Гель-Гью», книгу о большом писателе Александре Грине. Леонид Борисов написал продолжение ее — новую повесть «Спящая красавица», в которой рисует Грина в обстановке революционного Петрограда.

В основе этой повести лежат реальные события. Правда, нередко автор домысливает их, дает простор своей фантазии, стараясь в то же время быть верным жизненной правде.

Александр Грин — неистовый мечтатель. Мечты его — об алых парусах сбывшихся надежд, о счастье, о людях чистых помыслов — это не стремление спрятаться от жизни в непробиваемую скорлупу иллюзий, а жажда увидеть окружавший писателя мир возвышеннее и совершеннее, освобожденным от «свинцовых мерзостей».

И, верно, именно поэтому в октябрьские дни 1917 года Александр Грин так радостно и взволнованно прислушивался к тяжелому шагу матросов на набережной Невы…

Главы из «Спящей красавицы» печатаются ниже..

Не удивляйтесь же, читатель, что иные главы этой истории будут очень коротки, а другие очень длинны, что иные обнимут собою день, а другие — целые годы, словом, что история моя будет то останавливаться, то лететь… Я заверяю читателей, что мною обращено внимание на их выгоду и удовольствие — я сотворен для них, а не они для меня. Вот почему я нисколько не сомневаюсь, что, сделав их интересы главною пружиною моих творений, я найду в них единодушную поддержку моему достоинству и получу от них в дань все почести, каких только желаю или заслуживаю.

Фильдинг

Шестое декабря — «Никола зимний», царский день, последний царский день в России. Именины верховного главнокомандующего, повелителя всех фронтов, день ангела хозяина всея России Николая Александровича Романова, не знавшего и не понимавшего ни военного дела, ни России.

Его портрет — во весь рост — стоял в круглом зале Народного дома его же имени. Александр Степанович Грин, заплатив гривенник за вход, подошел к портрету царя и, намереваясь обозреть его мельком, на ходу, неожиданно остановился перед ним.

Судьбы царей мало интересовали Грина. Правда, он любил Петра, с любопытством читал о Павле, его забавляли анекдоты о царе-трубаче Александре Третьем, но ни к кому из них он не чувствовал такой ненависти, как вот к этому полковнику с глазами рогоносца и выправкой домовладельца.

Рассматривая портрет русского царя, и чувствуя, и зная, что это портрет последнего царя, Грин сжимал кулаки: слишком долго тянется это царствование, а с ним и все остальное, зависимое от него. И оно же, это царствование, вкупе со всеми прилагаемыми к нему силами неведомо как и откуда обездоливает и унижает личную судьбу его, Александра Грина, человека и писателя.

— Ужо тебе! — едва ли не вслух произнес он, вглядываясь в невыразительные, тусклые черты царя. — А ну, посмотри на своего верноподданного! — уже громко, не смущаясь тем, что его слова могли слышать, сказал Грин. — Я живу в твое царствование, а что ты знаешь обо мне?