Евгений Сухов - Ларец с опасным сюрпризом

– Ты можешь повлиять на него.

– Не собираюсь, это будет неправильно.

Девушка нахмурилась.

– Ты меня хочешь обидеть? Ведь я же тоже там была, я тоже рисковала жизнью, когда в нас стреляли!

– Ну, предположим, стреляли не в тебя, а в меня. Это наш бизнес, мы в него вкладывались, покупали металлодетекторы, платили сторожу, договаривались…

– Так нечестно! Вы должны поделиться! Там денег будет столько, что хватит на всех!

– И сколько же ты хочешь?

Кожа на лице у Люси разгладилась. Теперь она выглядела невероятно свежо. Отказывать ей будет чрезвычайно трудно.

– Третью часть.

Заявление вызвало улыбку. Походило на удачную шутку.

– Это много.

– Но это будет справедливо!

Говорить о справедливости с женщиной дело совершенно безнадежное – это тот камень, о который разбиваются самые разумные доводы.

– Обещаю, что ты что-нибудь получишь. Но это не будут какие-то баснословные деньги… Я не уверен, что мы сами сможем как-то сказочно разбогатеть. Давай оставим этот разговор на то время, когда у нас действительно что-то получится.

– Хорошо. Я тебе напомню об этом, – произнесла девушка и вернулась на кушетку.

Вытащив из-под кровати сумку, Лозовский вытащил из нее пасхальное яйцо и некоторое время рассматривал, любуясь совершенными обтекаемыми формами. Его поверхность была разделена на семь поясов, разграниченных один от другого бриллиантами одного размера. Каждый пояс представлял собой крохотную миниатюру на библейские темы из жизни ангелов, выложенную разноцветными, тщательно подобранными драгоценными камнями. Причем работа выглядела настолько тонкой, что Влад различал тончайшие оперения крыльев и даже зрачки глаз. Центральный пояс был самым широким; на нем был изображен архангел, державший в своих руках младенца. Всмотревшись в его лицо, можно было обнаружить сходство с Алексеем Николаевичем, наследником.

Порывшись в литературе, Владлен обнаружил, что всего ювелирным домом Фаберже было создано семьдесят одно пасхальное яйцо, из которых пятьдесят четыре принадлежали императорскому дому. Остальные были заказаны частными лицами, в том числе для золотопромышленника Александра Кельха, семейства Ротшильдов, Александра Юсупова, герцогини Мальборо. Из семидесяти одного яйца до настоящего времени дошли всего лишь шестьдесят два, в подавляющем большинстве хранившиеся в государственных музеях. Остальные считались безвозвратно утерянными. Были еще такие, которые отбраковывались в процессе работы или разбивались, государи дарили их заслуженным генералам, а то и фавориткам. Для таких пасхальных яиц существовал отдельный справочник.

Достав каталог, Владлен принялся всматриваться в иллюстрации с пасхальными яйцами, перелистывая страницу за страницей. Вне всякого сомнения, каждое яйцо – шедевр, вершина ювелирного искусства. Причем все они были разными и не походили одно на другое даже в деталях. И тут взгляд Владлена остановился на яйце «Ангел-Хранитель», заказанном Николаем Вторым для своей жены в 1915 году. Он невольно сглотнул: точно такое же яйцо сейчас лежало под его кроватью. За исключением разве что маленькой трещинки на поверхности. Ниже мелкими буквами выдавался текст:

«Николай Второй для своей жены Александры Федоровны в ювелирном доме Фаберже заказал пасхальное яйцо «Ангел-Хранитель», в котором в качестве сюрприза была кроватка с младенцем Алексеем. Однако яйцо было повреждено, и Николай Второй подарил его Распутину, лечившему наследника. Вместо первоначального яйца «Ангел-Хранитель» император подарил Александре Федоровне яйцо «Триптих Красный Крест». Внутри его имелись миниатюрные изображения сошествия в ад и лики святых Ольги и Татьяны. В настоящее время «Триптих Красный Крест» находится в художественном музее Кливленда. Нахождение пасхального яйца «Ангел-Хранитель» в настоящее время неизвестно; скорее всего, оно было утеряно в 1918 году».

Владлен Лозовский невольно выдохнул, осознавая, что владеет потрясающей тайной, возможно, он был ее единственным обладателем в мире. Остается узнать, каким образом пасхальное яйцо «Ангел-Хранитель» оказалось в Староконюшенном переулке…

Теперь второй вопрос: что за женщина была запечатлена на фотографии рядом с Распутиным? Если удастся ответить на него, станут понятны многие вещи. После некоторого колебания Лозовский решил обратиться за консультацией к своему однокашнику Виталию Шавлаку, со студенческих лет занимавшемуся царской полицией. Он был один из немногих, кто имел о Распутине наиболее полную информацию, а на старших курсах написал о старце курсовую.

Поднявшись, Владлен надел легкую куртку и зашагал к двери.

– Ты куда? – вышла встревоженная Люся. – Может, ты на меня обиделся? Тогда так и скажи. Ты же понимаешь, что я наговорила тебе все это не со зла, а потом…

– Расслабься, – улыбнулся Владлен. – Все в порядке. Я по делам, скоро подойду. А где твоя серьга?

Девушка ухватилась пальцами за мочки ушей.

– Ой! Неужели потеряла? – На ее лице отобразился испуг.

Золотые серьги с жемчугом, о которых Людмила очень мечтала, Лозовский подарил ей на день рождения, и ему было приятно осознавать, что девушка ими очень дорожила.

– Не беспокойся. Может, лежит где-то на кушетке…

Поцеловав девушку в щеку, Влад вышел из квартиры.

Едва он ступил на улицу, как вернулось прежнее тревожное настроение. Точнее, беспокойство не покидало его всю прошедшую ночь. Просто за броней входной двери все неприятности представлялись бесконечно малыми величинами, но стоило только выйти на улицу – и начинаешь понимать, что опасность может подстерегать у каждой лавочки.

Владлен подошел к машине, снял ее с сигнализации. Двор пустой. Вокруг ничего такого, что могло бы насторожить. Запустив двигатель, он уверенно вырулил на шоссе. Через десять минут заехал в большой двор, засаженный липами, по периметру которого выстроились массивные серые дома сталинской постройки. Один из них, с барельефами трудящихся, стоял немного особняком. Именно к нему и направился Лозовский.

Открыв дверь, он вошел в просторный подъезд с огромными потолками и гранитными ступенями, поднялся на третий этаж и позвонил в крайнюю правую квартиру. Через минуту дверь распахнулась, и в проеме предстал высокий тощий парень с длинными взлохмаченными волосами, лет двадцати восьми и с небольшой золотой серьгой в правом ухе. Это был его однокашник Виталий Шавлак. По внешнему виду – типичный неформал, а по натуре – историк. Стать таковым он мечтал с раннего детства. Если иные грезят о спортивных победах, о космических орбитах, то он всегда грезил мыслью раскапывать канувшие во времени цивилизации. В университете Виталик считался одним из лучших студентов, досрочно сдавал летние сессии, чтобы укатить в очередную археологическую экспедицию. Он целенаправленно готовил себя к научной работе, а потому никто не удивился, когда после окончания университета он остался в аспирантуре. А еще через полтора года, удивляя необыкновенной работоспособностью, защитил диссертацию раньше должного срока. Однако его профессиональные пристрастия к тому времени претерпели изрядные изменения, и романтику курганов вытеснили тишина библиотек и пыль толстых книг с кожаными переплетами из залов архива. И в настоящее время Шавлак считался одним из лучших специалистов по царской полиции.