Леонид Пузин - ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО ГОСПОЖА РАБЫНЯ

Около десяти вечера, почувствовав одновременно сильную усталость и приятное возбуждение от озарившей догадки, майор подвёл итоги прошедшего суматошного дня.

Дома Геннадия Ильича ждал небольшой приятный сюрприз: о ноги ему открывшей Лидочки тёрся Барсик.

Что?! Чтобы этот законченный эгоист согласился с кем-нибудь, кроме Брызгалова, разделить жилплощадь? Внимание и ласку Хозяина? Да ведь ту же Лидочку он, вплоть до сегодняшнего дня, что называется, на дух не переносил! И вот вам, пожалуйста, кокетливо выгибая спину, мордочкой прижимается то к голени, то к коленке женщины! Без всякого заискивания с её стороны! Которым прежде — увы, безуспешно! — Лидия Николаевна пыталась завоевать его благосклонность. Соблазняя то внеочередным антрекотом, то лишним сырым яйцом. Что без малейших признаков благодарности пожиралось беспринципным котярой — с высокомерием олигарха снисходительно позволяющего прислуге заботиться о его удобствах. И вдруг — буквально за несколько часов! — всё разом переменилось: Барсик признал Лидочку полноправным членом их крохотного клана.

"Я, значит, ещё ничего не решил, а для Барсика — что же? Уже всё ясно? Его интуиция меня уже прочно соединила с Лидочкой? — солнечным зайчиком пронеслось в Брызгаловской голове, и тут же следом: — А что? Почему бы и не довериться кошачьей интуиции? Нет, пока, конечно, никаких предложений "руки и сердца", но… ведь Лидочка мне действительно очень нравится! Так, спрашивается, какого чёрта?! В роли "приходящей любовницы" я её держу до сих пор? Ах, обжигался прежде? Несколько раз — и больно? Ничего, господин майор, если ещё раз суждено обжечься — обожжёшься как миленький! Надеюсь, понимаешь, что не обжигаться — не жить?"

Однако ни к каким конкретным шагам мелькнувшие мысли Геннадия Ильича не подтолкнули: успеется! Всему своё время! Чтобы делать какие-то далеко идущие выводы, надо хотя бы с полгода прожить с Лидочкой под одной крышей.

Однако Барсик категорически не разделял этой осторожности майора, и, когда Геннадий Ильич обнял шагнувшую навстречу женщину, стал попеременно тереться то о Лидочкины колготки, то о брызгаловские тёмно-серые брюки — словно бы символически соединяя их: почти отчаявшуюся женщину и в меру закомплексованного мужчину.

После минутной идиллической сценки Лидочка увела Геннадия Ильича на кухню — ужинать, а сытый Барсик занял своё любимое кресло.

Второе за сегодняшний вечер брызгаловское открытие состоялось в обстановке для озарений, в общем-то, малоподходящей: за кухонным столом — между тарелкой харчо по-грузински и аппетитно подрумяненным куриным окорочком с тушёными баклажанами. Женщина только-только подала Геннадию Ильичу сей непритязательный кулинарный изыск, как в памяти майора всплыла одна, по его мнению ключевая, фраза:

"Чёрт побери! То, что пришло в голову в управлении — не то! Нет! Швейцар ни при чём! Завистливый, злобный холуй — и всё! Нет! На киллера он не тянет! А то, что соврал и не ушёл из "Поплавка", когда явилась долговская охрана — мало ли! Свой интерес дядя Миша, конечно, имел… скорее всего — приторговывал информацией… да и "моральное", так сказать, удовлетворение… но чтобы убить — нет! Вот же оно — решение! Он же его мне — идиоту! — сам подсказал, по сути!", - бережно, из-за боязни сглазить ухватился Брызгалов за парадоксальную мысль.

Почему после убийства Бутова он не избавился от "засвеченного" оружия — это его нисколько не занимало. И более: он — обычно такой осторожный! — даже и мысли не допускал, что маленький бельгийский "Браунинг" теперь является решающей уликой против него.

Этот пистолет перешёл к нему по наследству от отца — фронтового офицера — в качестве трофея вывезшего его из Германии и сохранившего, несмотря на возможные серьёзные неприятности: настоящий мужчина должен иметь оружие! На него, тогда уже далеко не мальчика, предсмертное напутствие отца не произвело особенного впечатления — пистолет многие годы хранился им в тайнике на даче. Однако в девяносто первом, когда подкупленная американскими "ястребами" верхушка КПСС в союзе с родной "дерьмократической" мразью развалила Великую Державу, отцовский пистолет был извлечён из тайника и помещён в брючный карман — дудки! Он не собирается становиться жертвой всемирного масонского заговора! Агенты Мирового Зла — они же повсюду! Уж если сумели пробраться в Политбюро Ленинской Партии — что говорить о его жилище! Нет уж! Пусть "дерьмократическое" говно подавится — отцовский "Браунинг" не подведёт!

Вероятно, исходя из подобных соображений, после убийства Бутова он ни на секунду не допустил, что пистолет, из которого был застрелен этот ублюдок, может оказаться уликой против него. И, стало быть, ничего удивительного, что когда на корме "Поплавка" он случайно заметил корчащегося недочеловека — ослушника Высшей Воли! — то его рука сама по себе потянулась в карман. А мог или не мог Сазонов запомнить в Здравнице его автомобиль — не имело значения: музыкант ослушался своего начальника и, следовательно — виновен! Да, начальник ему не сказал, чтобы он ни на шаг не отлучался со станции — но ведь это же разумелось само собой! А тот, кто не понимает таких элементарных вещей — не человек! В лучшем случае — недочеловек. Животное. Которое необходимо наказывать. И, значит, его правая рука, наказав животное, заслуживает не порицания, а похвалы. А что наказала смертью — такова её воля. Святая воля хозяйской руки.

Да, оправдания в убийстве Дениса Викторовича находились легко, по многие тысячелетия безупречно работающей схеме: проступок — вина — наказание… А несоразмерность проступка и наказания… вздор! Инспирированные масонами интеллигентские бредни! Ибо всякая вина абсолютна, и мера наказания определяется лишь высотой места, занимаемого Хозяином! И чем оно выше — тем наказание беспощаднее! И это единственная справедливость, которую знает мир. Ибо источник права — воля Господина. Бога, Царя, Сеньора, Наместника, Старосты, Мужа — не суть. Ведь главная добродетель: беспрекословное послушание, а малейшее неповиновение — абсолютный грех. Всегда заслуживающий того наказания, которое Сиятельный Господин сочтёт нужным наложить на недостойного раба.

Да, оправдания в убийстве Дениса Викторовича находились легко — вот только потребность в них… в этих самых оправданиях… Ведь, застрелив Бутова, он ни секунды не сомневался, что, избавив мир от гнусного выродка, совершил благое деяние. Исполнил не только гражданский, но и, если угодно, нравственный долг.

Да, несомненно, казнь Бутова совершилась по воле Неба — иначе Надзирающий Сверху не помогал бы ему столь демонстративно: достаточно вспомнить грозу, организованную вскоре после возмездия! Но и кроме этого: на его старенькую "Ниву" в Здравнице никто не обратил внимания, Бутов не воспользовался автомобилем, а пошёл пешком через рощу, тропинка, когда этот гад поравнялся с ёлочкой, оказалась совершенно безлюдной, а по рельсам в это самое время грохотал пустой товарняк — нет, без руки Надзирающего Сверху явно не обошлось! А когда этого масонского выкормыша забрала наконец Преисподняя — с каким облегчением вздохнула Природа! Какой, сразу после казни ублюдка, пронёсся освежающий ветерок! Как радостно затрепетали листики на деревьях! И какая пришла очистительная Гроза!