Том Виттген - Осенний безвременник

— А чем он был дорог вашему приятелю?

— Олаф говорил: «На Кройцера можно положиться, всегда».

Симош рукой пбдал лейтенанту знак, чтобы тот сложил деньги, карту и чековую книжку и вышел из комнаты.

— Нам придётся всё это конфисковать, — пояснил он Мануэле. — Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить- с кем ещё, кроме Кройцмана, Олаф встречался в последнее время? Может быть, кто-нибудь о нём плохо отзывался?

Она отрицательно покачала головой.

— Вообще-то вы знали, что Люк прятал на даче в железной банке семь тысяч марок?

— Нет, — сказала она равнодушно.

— Как вы полагаете, откуда у него эти деньги?

— Может быть, задаток от господина Шиффеля, который хотел купить земельный участок.

На улице Ольбрихт уже не сдерживал удивления.

— Вот это штука! Жульничество с чеками своего собственного счёта! Я вообще больше ничего не понимаю.

— Пошли на работу, — предложил Симош, — и обдумаем дело спокойно. Нам необходимо направить расследование в нужное русло.

— Сегодня вечером мне уже ничего не полезет в голову. — Ольбрихт зябко запахнул слишком широкое для него пальто. — Ничего, пока не поем, я и так тощаю изо дня в день.

— Зато воротник вашей рубашки становится всё туже и туже. Я весь день собирался вам об этом сказать. Пошли в гуляшную, я приглашаю.

Они уселись в Небольшой нише, где могли разговаривать спокойно, без помех. Старший лейтенант заказал два супа, два гуляша и пиво. Ольбрихт обрёл дар речи лишь после того; как проглотил суп.

— Это. мой завтрак, — пояснил он, — теперь поем обед, а затем выпью ужин. Ну и денёк сегодня!

— Если бы у нас не было ничего более важного, — сказал Симош, — то мы обстоятельно поговорили бы о вашем образе жизни. Лейтенант отмахнулся:

— Займёмся-ка лучше Люком. Не мог же он ездить через весь Берлин от почтамта к почтамту на общественном транспорте?

— Может быть, он взял машину напрокат или использовал без разрешения.

— Если он проворачивал это дельце один, то мог взять также такси. Так или иначе, ему нечего было скрывать, ведь он жульничал с чеками собственного счёта и предъявлял собственное удостоверение личности. Был ли он вообще в здравом уме?

— Это мы уже не узнаем. Во всяком случае он не мог не учитывать, что через два-три дня его арестуют.

Официант подал гуляш, ели его молча. Ольбрихт первым опустошил свою тарелку, после чего заявил:

— Если у него и был соучастник, то что-то между ними пошло вкривь и вкось и они повздорили.

Симош пожал плечами, продолжая жевать.

— Однако если он провернул это дельце в одиночку, — продолжал рассуждать Ольбрихт, — то он самый большой пройдоха, какого я когда-либо встречал.

— Он мёртв.

— Уже случалось, что мёртвый оказывался вовсе не тем, за кого его принимали…

— Сейчас мёртв Олаф Люк, — возразил старший лейтенант. — В одиночку он всё это проделал или нет, намерение у него могло быть только одно — уехать из республики. Здесь где бы он мог прятаться, даже с фальшивыми документами?

— Но ведь он хорошо устроился. Подружка, квартира, наследство.

— До мотивов, которые им двигали, мы ещё докопаемся.

— Кстати, о том, что он хотел смыться, свидетельствует также продажа садового участка.

— Всё проверим. Я свяжусь с компетентными людьми. Кроме того, выясним, была ли у Люка возможность поехать в Берлин и там ездить от почтамта к почтамту на машине.

— Мы? — спросил Ольбрихт с преувеличенным интересом.

— Вы, — отрезал старший лейтенант. — Соберите также сведения в салоне «Фигаро». Не буду возражать, если используете повод для приведения в порядок своих волос. Ольбрихт ухмыльнулся, но сразу же снова стал серьёзным.

— Может быть, Люк вовсе не знал, что на его счёте нет денег? Как вы думаете?

— Но ведь, кроме него, никто не снимал деньги со счёта.

— Это ни о чём не говорит. Может быть, кто-то не положил деньги на его счёт. Кто-то, на кого он надеялся и кто его надул.

— И убил, — добавил Симош. — Такой вариант возможен. Итак, рано утром вы едете в Берлин тем же путём, что и Люк, разговариваете с почтовыми служащими, показываете фотографии.

— Чьи?

— Каждого, кто, как мы установили, является знакомым Люка.

Шурин Вольфрам Готенбах, директор Шиффель, который хотел

купить садовый участок Люка, Дирк Кройцман, который посредничал в этой сделке, фройлайн Мануэла Заниц. И минуточку… — Симош встал, подошёл к официанту и спросил, где можно позвонить по телефону. Он набрал номер домашнего телефона вахмистра Шульца.

— Да, слушаю, — ответил заспанный голос.

— Извини, Райнхард, — сказал Симош. — Сон перед полуночью, как известно, самый здоровый, но мне срочно нужно кое-что узнать. Когда фройлайн Заниц пришла к тебе, в участке находилось несколько задержанных парней и один из них оказался знаком с нею. Кто это был?

— Понятия не имею. — Слышно было, как Шульц зевает.

— Ну подумай.

— А, вспомнил. Она знакома с Андреасом Билеке.

— Через Люка?

— Она сказала, что раза два Люк приводил его домой.

— Тебе что-нибудь о нём известно?

— Молодой человек, двадцать с небольшим. Задержан впервые. Очень любит разевать рот. Когда подростки устроили из парка туалет, его с ними не было, он появился позже, но стал разыгрывать перед нами такого смельчака и говорить такие глупости, что пришлось забрать его с собой. Работает он водителем грузовика. Где — не помню.

Вернувшись к Ольбрихту, Симош сказал:

— Соберите информацию о некоем Андреасе Билеке и возьмите с собой в Берлин также его фотографию. Кроме того, необходимо установить имя бывшей приятельницы Рандольфа. Попытайтесь побольше разузнать о ней и достаньте её фотографию тоже.

Они допили пиво. Симош расплатился.

— Завтра воскресенье, святой день, — вздохнул лейтенант.

— У вас ещё останется время постирать свои рубашки. А теперь простите меня. Мой план предусматривает ещё посещение одного директора и одного бара.

В ответ на слова «криминальная полиция» Юстус Шиффель, бросив на посетителя быстрый вопросительный взгляд, предложил ему войти. Старший лейтенант поблагодарил, снял пальто и шапку, с интересом рассмотрел свежепроделанную дырку в стене и последовал за хозяином квартиры в гостиную.

На полу лежал толстый мягкий ковёр. Изысканная, тщательно подобранная мебель должна была производить впечатление на любого посетителя. Особым предметом роскоши являлась печь из старинных изразцов, расписанных пейзажами.

— Ей около ста лет, — пояснил Шиффель. — Иногда я смотрю на неё и думаю, что, несмотря на свою старость, она не стала менее красива. А человек…

Хозяин дома жестом предложил посетителю сесть в кресло. Симош сел и стал молча, внимательно разглядывать директора. Высокий, широкий лоб, чётко выраженный затылок, тяжёлый подбородок. Тем временем Шиффель наводил порядок на секретере, заваленном заметками, чертежами, скоросшивателями.