Марина Серова - Цирк, да и только

В гримерной был только Варецкий.

– Проходите, Татьяна, – неприветливо сказал он, когда я к нему заглянула. – Я как раз хотел с вами поговорить.

Я села в кресло перед зеркалом и повернулась к своему клиенту. Такое же суровое выражение лица у него было на арене, когда он работал с хищниками.

– Да, Юрий, я вас слушаю.

– Татьяна, вы уже пятый день занимаетесь расследованием, но подвижек как не было, так и нет, – начал он, глядя мне прямо в глаза. – Вы можете сообщить мне что-нибудь конкретное?

«Если не можете, то я вас увольняю», – пролонгировала я ход мыслей своего клиента. Мне не хотелось посвящать кого бы то ни было во все детали расследования до тех пор, пока я не выясню, кто же все-таки украл Урала и жив ли он. Варецкий был настроен весьма решительно. Его можно было понять – он платил деньги и имел право знать, впустую они потрачены или нет. У Юрия создалось впечатление, что впустую, поэтому он решил сменить тактику. Все, как в работе с животными – если пряник не помогает, надо использовать кнут. Поразмыслив несколько секунд, стоит ли вводить дрессировщика в курс дела, я все же решила, что стоит. Точнее, что нет смысла молчать.

– Мне наконец удалось выяснить, для каких целей был похищен Урал.

– И для каких же? – уточнил Варецкий.

Я собралась с духом и сообщила:

– Он понадобился одному таксидермисту.

– Кому? – Дрессировщик то ли не расслышал меня, то ли не поверил своим ушам. А может, он просто не знал, что это за профессия.

– Изготовителю чучел, – пояснила я.

– Значит, мы Урала больше не увидим, – Юрий заметно расстроился.

– Пока утверждать это со стопроцентной уверенностью рано. Помните, вы в первый день спросили меня, какие шансы найти тигренка? Я сказала, что пятьдесят на пятьдесят. Теперь шансы стали намного меньше. Не исключено, что таксидермист уже законсервировал полосатую шкурку.

– Да, скорее всего, так и есть, – обреченно произнес Варецкий. – Вот Ольга с Танечкой расстроятся.

– Юрий, я вам сейчас все это рассказала, чтобы хотя бы вы были готовы к трагическому исходу и смогли морально поддержать женщин. Хотя, я повторяю, шанс найти Урала живым все еще есть.

– Не успокаивайте меня! Прошла почти неделя со дня его исчезновения. Вряд ли кто-то будет терять силы и деньги на временное содержание животного. Урал хоть и маленький еще, но он все-таки хищник, уход за ним не так-то прост. С кормлением в его возрасте тоже большие проблемы. И потом, его где-то держать надо…

– Я думаю, если Урал жив, то его держат не в городе, а, скорее всего, на даче.

– Да какая разница! Проще, как вы выразились, законсервировать шкурку… Татьяна, вам удалось выяснить, кто из наших, цирковых, в этом замешан?

– Я не могу назвать вам конкретную фамилию, но я почти уверена, что у этого человека имеется дача на Волге.

– Во всяком случае, у Сашки Абросимова ее точно нет, – заверил Варецкий, не дожидаясь моего вопроса. – Он целыми днями торчит здесь, а жена сидит дома с двумя детьми. Им не до дачи. Что касается других ваших подозреваемых, то тут я ничего сказать не могу. Мне это неизвестно. Вот что, Татьяна, мы с Олей попробуем выяснить, кто из подозреваемых является дачником.

– Ну, все семеро меня уже не интересуют. Селиванова, я думаю, можно исключить, так же как Косицына. Насчет Абросимова вы уже сказали. – По идее, меня интересовал только Вырубов, но я сознательно не стала сужать круг до одной кандидатуры. Не хватало того, чтобы дрессировщик устроил разборки с коверным. Это могло иметь необратимые последствия.

– Я это учту, как только у меня будут новости, я вам позвоню. А сейчас, извините, мне надо идти.

– Не буду вас задерживать.

Сев в машину, я поехала на улицу Алексея Толстого. По дороге мне пришла в голову мысль о том, что надо раздобыть распечатку телефонных разговоров Хмелькова как с мобильного, так и со стационарного телефонов. Сначала я хотела позвонить Кирьянову, но потом передумала – он решал такие вопросы не самым оперативным образом, потому что делал официальные запросы операторам связи. Гораздо быстрее раздобыть подобную информацию мог Дима Авельянов. Припарковавшись за углом таксидермической мастерской, я позвонила знакомому программисту.

– Алло! – ответил тот.

– Дима, привет! Я тебя не отвлекаю от важных дел?

– Ну так, – протянул он. – Я, конечно, работаю, но ты, наверное, тоже не от скуки звонишь.

– Конечно, нет. Мне надо бы детализацию звонков по одному номерочку раздобыть. Причем срочно.

– Диктуй номер.

– Записывай, – я назвала десять цифр федерального номера, затем добавила: – А еще я хотела бы узнать номер домашнего телефона Хмелькова Антона Николаевича, проживающего на улице Алексея Толстого, десять, и, если можно, расшифровку его звонков с этого номера, ну и соответственно на него.

– С тех пор как кабельную телефонию перевели на цифру, это стало возможно. Таня, а за какой срок тебе нужна информация?

– За две последние недели.

– Ладно, сейчас я свою работу закончу и займусь твоим вопросом. Тебя устроит, если я тебе на мыло сброшу обе распечатки?

– Да, вполне, – поговорив с Авельяновым, я включила прослушку.

В наушниках была полная тишина. Сначала я решила, что в мастерской никого нет, но минут через пять раздалась мелодия звонка мобильного телефона.

– Алло! – ответил Антон. – Слушай, я сейчас занят. Давай как-нибудь на следующей неделе созвонимся? Хорошо, я сам тебе позвоню. Пока.

Я поняла, что Хмельков работает, вероятно, над лесной диорамой. Ждать здесь было нечего, поэтому я поехала домой. Вся надежда была на распечатки его телефонных переговоров.

Дома мне попался на глаза мешочек с гадальными двенадцатигранниками, и я решила спросить у них, насколько близок финал моего расследования. Достав косточки, я бросила их на стол. Двенадцатигранники немного покрутились и застыли, сформировав следующую числовую комбинацию: «5+36+17». Ее трактовка оказалась философской: «Продолжать смеяться гораздо легче, чем окончить смех». Ну, как тут было не подумать о коверном? Когда я на улице спросила Геннадия, зачем он украл Урала, тот стал смеяться громко и безудержно. Включить свое профессиональное умение ему было намного легче, чем сказать мне что-то вразумительное. Пока Вырубов хохотал, он размышлял над достойным ответом, но ничего толкового не придумал. Тем не менее неприятная ситуация, в которую я его поставила, была сглажена этим истерическим хохотом. Разобрав эту мизансцену, я мысленно перекинулась на другую, которая разыгрывалась уже на арене цирка. Коверный весело хохотал над зрительницей, безуспешно пытавшейся лопнуть шар, чтобы узнать, какая у него начинка. Геннадий продолжал смеяться даже тогда, когда к нему присоединилась добрая половина зрительного зала. Ему было гораздо проще продолжать хохотать, чем остановиться. Наверное, такое происходит каждый раз во время его реприз, и эту тактику Вырубов перенес за пределы цирка. Как ни крути, но мое расследование закончится только тогда, когда я заставлю коверного «окончить смех».