Алексей Макеев - Отель с видом на смерть (сборник)

– Бред… – пробормотала Надежда. – Какой же это наглый бред…

– На следующий день подворачивается еще один удобный случай. Время послеобеденное. Все по комнатам. Но наша героиня не пишет письмо. Она проходит по хозяйственным делам в западное крыло и видит Марголина, который направляется в буфет. А также удаляющегося охранника. Опасно. Она делает свои дела, отнюдь не связанные, повторю, с написанием письма маме в Астрахань, возвращается и вдруг замечает, что Ухватов вышел из комнаты и побрел на северную лестницу. Ее он не заметил. А вот это уже интересно. Строфантина при себе нет, но все равно интересно. Она крадется за Ухватовым, сталкивает его с галереи – Сан Саныч довольно тщедушен – и по той же северной лестнице пробегает к себе в номер.

– Вот сука, – резюмировала Лизавета.

– С окончательным убийством Ухватова, кажется, неясностей нет: я описал его вкратце в начале своей речи.

Невыносимо медленно, словно скелет из заброшенной могилы, поднялся с кресла Шалевич, подошел к дивану, остановился напротив Надежды Борисовны. Юля снова отодвинулась. Убийцу начала бить крупная дрожь.

– Вы напали на меня у бассейна, чтобы сделать «прививку», – продолжал Максимов. – Но я оказался ловчее, чем вы думали. Строфантин с иглой остался в куртке, а перчатку я с вас содрал. Помните, Коржак отвлек вас минут на десять – по какому-то пустяковому делу? Я попросил ключ у Дмитрия Сергеевича, прошел в вашу комнату – убежденный, что вторую перчатку вы прятать не станете, а постараетесь от нее избавиться. Засорять унитаз, вентиляцию? Проще сжечь. Я открыл окно и на жестяном карнизе собрал пальцем немного золы – из той, что впопыхах вы не стряхнули вниз. Имеете что-то сообщить про случайное совпадение?

Шалевич медленно растянул губы в улыбке. Маски делать для Хэллоуина с такими улыбками – цены бы им не было.

– И последнее, – беззастенчиво врал Максимов. – Мы нашли строфантин.

Это была последняя капля. Надежда Борисовна погрузила лицо в ладони и зарыдала в полный голос. Аудитория потрясенно молчала.

– Объясните, пожалуйста, как вам удалось подловить Косаренко? – мягко попросил Максимов. – Его зациклило на виновности горничной, и вы подбросили ему улику. Какую?

Этот вопиющий феномен – почему еще мгновение назад страстно отвергающий все обвинения убийца вдруг начинает активно сотрудничать с сыщиком и рассказывать даже то, о чем не просят, – нуждается в кропотливом исследовании психологами. Поскольку явление противоестественное. Но случается тем не менее.

– Обрывок белой шелковой ленты… – промолвила сквозь рыдания Надежда Борисовна. – Обычный шелковый клочок, я нашла его в своей комнате… После обеда повстречала полковника на лестнице… Он шарахнулся, а потом выслушал… Я сказала, что подняла это у перил, в том самом месте, где упал Сан Саныч… Дескать, когда Юля столкнула его, она зацепилась за сломанную балясину… Другой бы не поверил, а Валентин Иванович поверил, обрадовался… Он так хотел доказать виновность Юли…

– Как вы могли, Надежда Борисовна? – парализованно прошептала Юля.

– Ясненько, – ловил на лету Максимов, – вы посоветовали ему зайти к Юле посреди ночи и поискать этот злополучный фартук с оторванной ленточкой. Сверить, так сказать, на месте. Не могу поверить, что Валентин Иванович оказался таким доверчивым.

– Нет, не совсем так. – Надежда Борисовна тяжело вздохнула и подняла голову. Она была белее извести. – Я не могла ему советовать, это вызвало бы подозрения… Другое дело – подвести его к мысли, чтобы Валентин Иванович самостоятельно принял решение…

– А как только принял, вы отдали ему ключ. И на всякий случай поприсутствовали в коридоре – я слышал, как вы шуршали. Да еще топорик под жакет спрятали – на всякий пожарный. Мало ли что, такой боров.

– Но он не мог найти в комнате горничной фартук с оторванной лентой, – не въезжала в ситуацию Екатерина, – разве только подбросить днем? Но сомневаюсь, что под чутким глазом охраны она бы решилась это сделать.

– Какая ты тундра, – усмехнулся Вернер. – Не нужно искать то, чего не может быть. Он должен войти в комнату. Надежда Борисовна проникает за ним, вонзает строфантин и делает ноги. А если Юля при сем не проснется – так совсем проще, целая ночь пройдет. Но влез, как водится, некстати наш Константин Андреевич. Убийца замечает слежку, прячется за колонной и дает ему по голове. Косаренко, разумеется, неглухой, он слышит, что кого-то мочат – приходится вкатить ему строфантин прямо на пороге Юлиной комнаты. А потом втащить тело внутрь и тихо вышмыгнуть. Тяжело, не спорю – но кому сейчас легко? А у Юли крепкий сон – устает за день сильно.

– Это так, – подтвердила Юля. – Я на шум почти не реагирую – два будильника приходится ставить – один под левое ухо, другой под правое… А на свет всегда подпрыгиваю…

– Постойте, – вскинула заплаканное личико Надежда Борисовна, – вы сказали, что нашли строфантин… Но ведь этого не может быть… Олег Васильевич, он ведь у вас, под двойным дном портсигара… Вы нарочно меня подставили… Как вы могли? – Глаза убийцы блеснули отчаянием. – Зачем вы подбросили им этот строфантин? Он должен находиться у вас!

Удивленно присвистнул Коржак:

– Вот так закрутка…

– Что ты несешь, падла?! – взревел, меняясь в лице, вор Пузырь. Непривычно молчаливый с момента разоблачения Надежды Борисовны, тише воды ниже травы, испытывающий явный дискомфорт, за две секунды он сделался буквально другим человеком. Взметнулся из кресла, как от хорошего пинка. Рука потянулась к поясу…

В глазах рябило, прыгало. Гостиная пришла в суматошное движение. Подскочил Коржак, метнулся наперерез. Встающий со стула Марголин возник на пути. Да лучше б сидел – начбез отшвырнул его с дороги, референт врезался забинтованной головой в стекло книжного шкафа и рухнул без чувств. В трясущейся руке Пузыря образовался миниатюрный пистолет. Шалевич не успел вынуть свой. Но прыть имел антилопью. И силу недюжинную. Отпрянув от Надежды Борисовны, он мигом оценил обстановку. В прыжке вырвал из соседнего кресла визжащую Лизавету, повалил ее на пол – да так, что Лизавета оказалась сверху! Молотила ногами, пытаясь вырваться. Загрохотали выстрелы. Девица дико закричала. Первая пуля пробила ей живот, вторая грудь, но она продолжала извиваться – и даже когда судорога перекосила лицо, все еще пыталась оторвать от себя цепкие ручонки Шалевича. Пузырь ревел благим матом, всаживая пулю за пулей. Лицо тряслось от страха. Стрельбу перекрыли резкие хлопки другого пистолета. Коржак палил с двух рук – из вороненой девятимиллиметровой «беретты» солидной убойной силы, – методично выбивая обойму; физиономия бледная, губы сжаты. Пузырь выронил пистолет, его швырнуло в кресло, нагретое Лизаветой, расплющило в какой-то неестественной позе – голова вывернута, глаза навыкате, колени на полу… Подпрыгнула Надежда Борисовна, намереваясь рвануть из гостиной. Взгляд дикий, всклокоченная – пронеслась мимо задумчивого Максимова. Споткнулась о карточный столик и с истошным визгом покатилась по полу. Встала на колени, зарыдала. Явилась как нельзя вовремя охрана (очень рано у нас встает охрана) – двое растерянных лбов ворвались в гостиную и застыли в интересных позах.