Дэвид Гранн - Дьявол и Шерлок Холмс. Как совершаются преступления

Бенедикт Ферро, занимавший на момент ареста Констана пост директора Иммиграционной службы по округу Балтимор, столкнулся с проблемами, каких он никогда не знал; это было, по его словам, «нечто из ряда вон выходящее», хотя Ферро проработал в Иммиграционной службе более тридцати лет и вел немало дел, затрагивавших правительственные интересы. После того как Констан озвучил свои угрозы, чиновники, даже занимавшие самые высокие должности в различных правительственных структурах, начали вмешиваться в это дело, хотя уже публично были сделаны заявления администрации, что Констан будет непременно депортирован на родину.

В меморандуме департамента юстиции, подготовленном 24 мая 1996 года («Эммануэль Констан: варианты действий»), значатся имена людей, принимавших решения: Сэмюэль Бергер, заместитель консультанта по национальной безопасности; Строуб Тэлбот, заместитель госсекретаря; Джеми Горелик, заместитель генерального прокурора, и Дэвид Коэн, заместитель оперативного директора ЦРУ.

— Стоило Констану запеть, и все они вылезли на свет божий, — говорит Ферро, который ныне является президентом INSGreencard.com.

Именно тогда, «в одиннадцатом часу», по выражению Ферро, поступила информация о существовании некоего заговора: Констана собираются убить, как только он вернется на родину.

В Иммиграционной службе превалировало мнение, что, даже если заговор существует, единственный возможный вывод — отсрочить депортацию, но не выпускать Констана из американской тюрьмы.

— У нас сидят кубинцы, люди с Ближнего Востока, которым тоже нельзя возвращаться на родину, — рассуждает Ферро. — Процедура давно отработана.

Однако, согласно показаниям некоторых людей, вовлеченных в этот процесс, информация о заговоре смутила высших чиновников, принимавших окончательное решение.

— Я не мог отправить на верную смерть даже такого убийцу, как Констан, — признался мне один из них.

Когда я спросил одного из этих высокопоставленных бюрократов, кто же обнаружил заговор против Констана и подготовил секретный отчет о нем, ответ был прост: «Надежные источники в разведке США».

Ферро и его коллеги из Иммиграционной службы предприняли последнюю попытку отстоять свое мнение. С их точки зрения, никак нельзя было отпускать на свободу человека, подозреваемого в терроризме, ведь он мог причинить ущерб гражданам США (впрочем, и граждане США могли представлять угрозу его жизни). Однако мнение Иммиграционной службы на этот раз никого не интересовало. Окончательное решение было принято очень быстро при участии высших чинов департамента юстиции, Госдепартамента и национального совета по безопасности.

— До сих пор я не могу понять, почему он не гниет в американской тюрьме, — возмущается Ферро. — Существуют стандартные правила, ничего нового не требовалось изобретать. Но с ним почему-то поступили совсем не так, как с любым другим убийцей или террористом.

Вдобавок ко всему Ферро пришлось лично сообщить Констану эту радостную весть.

— Мне позвонили в тюрьму и велели собирать вещички. — Констан по сей день изумляется тому, как легко и быстро все произошло.

— Я просто зачитал ему принятое решение, от себя не добавил ни слова, — говорит Ферро. — Этого человека обвиняли в нападениях и убийствах десятков людей, а мы пустили его разгуливать по нашим улицам. Это было возмутительно.

В копии постановления, определявшего условия пребывания Констана на свободе (Констан показал мне этот документ), перечислялись следующие требования: Констан должен был поселиться в доме своей матери в Квинсе и не покидать границ района, за исключением визитов в офис Иммиграционной службы на Манхэттене; отмечаться в этой службе он обязан был каждую неделю по четвергам; ему запрещалось разглашать любые сведения о Гаити, а также подробности этого соглашения.

— Я люблю поболтать, — признается Констан, — а они заткнули мне рот.

Нельзя сказать, что Констан так уж точно соблюдает стеснительные рамки этого постановления, хотя юридический его статус довольно-таки ненадежен: он находится под постановлением о депортации, но осуществление этого постановления приостановлено по решению Госдепартамента.

На вопрос о том, какую именно сделку правительство заключило с Констаном, Уоррен Кристофер ответил, что всех деталей тогдашних событий не припоминает, но постарается уточнить и перезвонить мне. Перезвонил мне не он, а его помощник и сказал, что у его начальника так и не появилось «достаточно отчетливых воспоминаний об этом деле, чтобы дать нужный комментарий». Ларосильер, адвокат Констана, продолжает в качестве главного аргумента выдвигать угрозу жизни своего подопечного.

— Я знал, что его в любом случае не депортируют, но требовалось предоставить властям законный предлог для такого решения, — говорит он. — Правдоподобная ложь — вот все, что им было нужно. Чтобы самим не замараться. Правдоподобная ложь — и точка.

Как-то раз после нашей первой встречи в офисе Ларосильера Констан пригласил меня к себе в Лорелтон, где он, по его собственному выражению, «жил как заложник». Его дом стоял в ряду длинного ряда почти одинаковых особняков в стиле английских Тюдоров. Дом давно обветшал, некогда белый фасад выцвел, покрылся грязными пятнами, крыльцо нуждалось в ремонте и покраске.

Гаитяне уверяли меня, будто Констан держит у себя в комнате кости своих жертв, занимается по ночам ритуалами вуду, а в подвале прячет полученное от ЦРУ оружие и в незваных гостей стреляет без предупреждения.

Я приостановился на пороге, но дверь тут же распахнулась и в проеме появился Констан с сигаретой в зубах.

— Входите, — пригласил он, и я последовал за ним в пыльную и слабо освещенную гостиную.

Стены были украшены произведениями гаитянского народного промысла, диваны и стулья покрыты пленкой. Констан уселся против меня в кресло-качалку, он слегка раскачивался, затягиваясь сигаретой.

На первой встрече я добивался от него рассказа о приписываемых FRAPH преступлениях, но Констан заявил, что против него лично напрочь отсутствуют какие-либо улики, а отвечать за действия каждого члена столь разветвленной организации он не может.

— Если в день выборов один избиратель убьет на улице другого и потом выяснится, что убийца проголосовал за демократов, никто же не станет возлагать ответственность на Клинтона, — разглагольствовал он. И подчеркнул: — Моя совесть чиста.

В другой раз Констан подготовился к моему визиту: он достал из кармана небольшой диктофон и заявил, что пишет книгу о своей жизни.

— Я посещал курсы о том, как самому издать свою книгу, и мне кроме прочего посоветовали: каждый раз, когда будешь рассказывать о себе, включай запись, — пояснил он.