Ингер Вулф - Зов смерти

— Детектив Микаллеф слушает! Нэвин? Ты жив?

— Нет, — ответил Саймон.

Вдали послышались звуки сирен приближающегося подкрепления. Он бросился в свою машину, а из телефонной трубки в руке рвался далекий яростный голос. Времени не оставалось. Решение пришло само собой: Саймон не поедет в Норт-Сидней и в Ньюфаундленд, Туда дороги нет, и миссия провалена. Он с досады вышвырнул телефон в окно, и тот разбился вдребезги.

Через два часа, уже выехав за пределы Новой Шотландии, Саймон по-прежнему нервно поглядывал в зеркало заднего вида, опасаясь погони. Он с трудом верил, что удалось соскочить с крючка. Его скорее всего ожидают на востоке, и кто бы ни была эта Микаллеф, она наверняка бросит все силы в Тринити-Бей. А вдруг она настолько умна, что просчитала наперед его дальнейшие шаги и уже поджидает в засаде где-нибудь на единственной прибрежной автотрассе, ведущей из провинции?

Такое развитие событий нравилось Саймону меньше всего. Только бы первым добраться до Нью-Брансуика, а там появится прекрасная возможность свернуть на периферийные шоссе, объездные дороги и сельские проселки, и ищи ветра в поле! Да и что этот Нью-Брансуик! Пара крупных городов, с пяток мелких городишек и обширные просторы девственных лесов. Правда, идея очередной ночевки в палатке не прельщала Саймона из-за надвигающихся декабрьских холодов. Впрочем, пока он не придумает, как поступить дальше, все равно нужно исчезнуть. Проехав Амхерст, он свернул на шоссе номер 126 и направился прямо в центр провинции.

Вот Саймон снова на объездной дороге: огни городов и неоновое сияние бензоколонок давно позади, а вокруг кромешная тьма. Узкое шоссе ведет через глухой лес, но даже в этот поздний час впереди нет-нет да и мелькнет свет фар встречных автомобилей. Мелькающий сквозь деревья свет предупреждает странника о необходимости съехать вправо, на обочину, иначе обе машины — его и встречная — не разминутся на узкой дороге, по которой можно двигаться только в одном направлении. И такие маневры повторяются по нескольку раз в час, превращая и без того нелегкую поездку в сплошное мучение.

Четыре часа за рулем измучили Саймона. Кроме того, он терзал себя мыслями о том, что сейчас уже был бы на пароме в Норт-Сиднее, если бы не роковые обстоятельства. Он утешал себя, что в той, другой жизни обязательно добрался бы до Карла Смоутса вовремя. Саймон прекрасно понимал, кто стучит сейчас в дверь Карла. Знал, что к Смоутсу теперь не подобраться и, даже если Карл уничтожил все письма, как сделали остальные страждущие, эти ищейки придут с ордером, перевернут дом вверх дном и найдут улики, которые им так нужны.

Хозяева домов, которых посетил странник, частенько что-нибудь да упускали из виду — выпавшее из пачки письмо или файл с их перепиской, сохранившийся в памяти жесткого диска компьютера. Саймон сжигал их, удалял из памяти и покидал дома, не оставляя следов. Да Бог с ними, с уликами! Главная беда в том, что Карла Смоутса, страдающего от рака и едва ли способного передвигаться самостоятельно, увезут и спрячут в безопасное место, и это вина только Саймона! Он единственный виноват в том, что произошло! Ведь нашептывали ему голоса с небес о приближающейся опасности, но странник не внял им и теперь не достичь заветной цели. Саймон издал яростный вопль, в который вложил всю свою боль и отчаяние, сжав кулаки, стал бить себя по лицу до тех пор, пока ведущая через лес дорога не стала двоиться перед глазами. Он рыдал, рычал и стонал, пока не сорвал голос. В два часа ночи, истощенный и измученный, странник свернул на обочину, оставил автомобиль за деревьями и выбрал для лагеря полянку в ста футах от дороги.

Саймон так бы и завалился на полянке, не разжигая костра и не подкрепившись перед сном, но умом понимал, что ослабленный организм не выдержит промозглой ночи под открытым небом. Нет, не смерти он боится. Лишенный возможности выполнить свое назначение, он сам с радостью бросился бы в ее спасительные объятия или по крайней мере не препятствовал ее естественному приходу. Терзала мысль о той незнакомой женщине-детективе, которая сумела выследить его и остановить. Остановила ли? Нет, никогда! И ему нужны силы, чтобы доказать это. Саймон занялся костром и съел два яблока, которые захватил с собой из дома Тамары. Дожевав с трудом второе, он разбил палатку возле кострища под ненадежным укрытием из голых ветвей деревьев. По земле стелился холодный туман, и пронизывающий до костей ветер бросал в лицо ледяную морось. В палатке оказалось не намного теплее, и к четырем утра Саймон, поняв, что вряд ли заснет, вышел в сырую темноту ночи.

Ночь выдалась ясная, купол неба полностью усеян звездами, такими далекими и умиротворенными. Сияние звезд предназначалось всем страждущим, той так и не собранной воедино пастве. Их рты открыты в ожидании, готовые спеть свои арии. При мысли о них у Саймона перехватило горло и защемило сердце. Он пытался отогнать от себя образы теперь уже бесполезных жертв. Все вокруг окутал легкий туман, оседающий холодной влагой на лицо.

Саймон стоял в тишине, внимая голосу звезд. Ах этот бесконечный рай невиданных открытий! Созерцание небесных тел на какое-то время отвлекло его от тягостных дум, хотя он долго простоял под осенней моросью и почти весь промок. Придется переодеться в сухую одежду. Странник взглянул на тряпку, которой был замотан большой палец. В бледных отблесках костра пятна крови казались почти черными. Поднеся край пропитавшейся кровью повязки к мерцающему огню, Саймон убедился что она действительно стала черной, такой же непроглядной, как безлунная ночь. Словно ее пропитали елейным маслом. И пахнет елеем! Он поднес ко рту окровавленную повязку и лизнул ее. Это действительно елей! Темное, тяжелое, с едким и приторным запахом елейное масло!

Брат явился к нему! Он стоял под деревьями по другую сторону костра, сотканный из серебряных нитей от света далеких звезд и возвышающийся над мертвой землей. Рыдания Саймона огласили безмолвную поляну.

«Брат мой! Отныне ты ствол, корни, ветви, бутон и прекрасный цветок.»

— Да, — рыдал Саймон.

От брата исходило сияние, словно от Слова Божьего.

«Я умираю!»

Саймон пересек полянку и подошел к тому месту, где стоял брат. Он дотянулся до него и притронулся к впалой щеке.

— Скажи, что мне сделать!

«Мне холодно!»

Саймон поднял брата на руки и понес к костру, заботливо уложил на траву, мерцающую в свете огня. Из губ брата, сухих и растрескавшихся, вырывалось отрывистое и затрудненное дыхание.

«Твое снадобье больше не облегчает страданий! Мне становится хуже!»

— Нужно время для его действия!

«Нет! Я на грани смерти, осталось немного!»

В свете костра исхудавшее, изможденное лицо брата казалось бесплотным, а глаза излучали удивительный свет.