Буало-Нарсежак - Мистер Хайд

В почтовом ящике Жантом увидел конверт. Вскрыл его. Рецензии, перепечатанные в двух экземплярах, и черновик. Милая малышка Клер! Она-то головы не теряет. В лифте он пробежал глазами текст и остался доволен собой. Сноровки он не потерял. Вошел в кабинет. Огляделся и принюхался, чтобы убедиться в отсутствии посторонних запахов. Черновик разорвал на мелкие клочья. Он всегда рвет бумагу до размера конфетти, которые потом легко уносит вода в туалете. И сразу бросился к телефону.

— Алло, доктор! Жантом у аппарата. Вы можете уделить мне несколько минут? Я должен поговорить с вами об убийстве на улице Медичи. Вы в курсе?.. Очень хорошо. Но вы не знаете, что история с котом — это часть моей собственной истории. Когда я могу прийти?.. Сейчас?.. Вы просто прелесть! Спасибо. Иду.

Он причесался, погрыз сахара, пытаясь приглушить пробуждающееся чувство голода, и отправился к Бриюэну. Там он долго говорит, рассказывает о мельнице, о мышах, об угрозах, источаемых в адрес кота. Врач слушает серьезно и внимательно. Такие словесные испражнения не вызывают в нем отвращения. Он к этому привык. Кроме того, ему так хочется вернуть несчастному Жантому душевный покой.

— Понимаете, доктор, кот в крысоловке — это мое. Это принадлежит только мне. Эту деталь я запер у себя в голове, как в сейфе.

— Вы начали писать рассказ, о котором мне говорили?

— Нет. В том-то и дело. Ни строчки. Все это еще проект, хотя в Моем воображении он оформился достаточно четко.

— Послушайте, дорогой друг, есть только два объяснения, по-моему, я вам уже говорил. Либо вы действительно убийца, но мы знаем, что это невозможно… Нет, нет. Не надо искать лазеек в лунатизме или в каких-то там, не знаю каких, магических действиях. Перестаньте быть столь доверчивым. Либо однажды вы кому-то рассказали о своем тяжелом детстве, о своих кошмарах, и этот некто…

Жантом прервал его.

— Но кто, доктор?

— Возможно, ваша жена. Или кто-то из друзей. При вашем образе жизни вы общаетесь со множеством людей. Случаются моменты откровенности, когда доверяешься человеку, которого никогда больше не увидишь…

— Нет. Я всегда был замкнутым, и кроме того, детство мое не из тех, о котором хотелось бы рассказать.

— Во всяком случае, — сказал Бриюэн, — предоставляю вам возможность найти другое объяснение. И постойте… Этот некто хорошо вас знает и явно пытается навредить вам.

— Каким образом?

— Демонстрируя все новые и новые признаки безумия, чтобы привести вас в полное смятение. Все эти свечи, боа, крысоловки, люди в белом — сигналы, обращенные к вам и только к вам. Для полиции убийца — какой-то душевнобольной человек, и следствие не замедлит зайти в тупик. А вот вы знаете имя душевнобольного. Его зовут Жантом. А тот, кто его травит, кто хочет его погубить, дьявольски умен, прекрасно рассчитывает свои ходы, и — пойду даже дальше, хотя эта мысль только что пришла мне в голову, — он наблюдает за вами.

— Мистер Хайд!

— О! Полноте! Я говорю серьезно… Нет, извините. Я не хотел вас обидеть. Но что нам остается, вам равно как и мне, для борьбы? Логика. Дважды два всегда четыре, дорогой Жантом. Держитесь. Иначе вас ждет больница для душевнобольных.

Пытаясь унять дрожь в руках, Жантом засунул их в карманы.

— Допустим, — проговорил он. — Меня преследуют. Но зачем?

— Зачем?.. Чтобы свалить на вас все эти убийства.

— Но где доказательства?.. Как можно доказывать то, что происходит в моих снах и галлюцинациях? Еще раз повторяю, о них никто не знает, кроме вас. А вас связывает профессиональная тайна.

— Он надеется, что вы когда-нибудь доверитесь бумаге. Существуют же романы-исповеди. Такой роман можно даже назвать «Мистер Хайд». Одним словом, кто- то пользуется вашим подсознанием для свершения ужасных деяний, цинично перекладывая на вас всю ответственность. И вы не в состоянии защитить себя. Этот некто обворовывает вас, используя ваше «я». Сильно сказано, согласен… Что? Я вас не убедил? Дорогой друг, мне в тысячу раз легче-было бы иметь дело с невежественным и примитивным больным, чем с такой неуловимой личностью, как вы.

— Отчего же? Готов вас выслушать.

— Вам так только кажется. Ведь такие умные люди, как вы, похожи на адвокатов, с преданной страстью защищающих заведомо неправое дело. Их не интересуют доказательства. В их глазах значение имеет только придуманное ими толкование. Именно так, внутренняя убежденность.

— Боже милостивый? Доктор, в чем же я внутренне убежден?

— Хотите это знать? Ну что ж, судя по вашим откровениям и рассказам, а также по тем нравственным мукам, которые вы испытываете, становится очевидной ваша убежденность в том, что вы как-то причастны к пожару на мельнице.

Жантом прижал руки к груди.

— Ваши слова доставляют боль, — пробормотал он. — Я…

— Да. Возможно, отец совершил поджог из-за вас, понимая, что вы больше не в состоянии переносить происходящие у вас на глазах сцены, окружающую вас жестокость. Добавьте к этому алкогольную горячку. Ему захотелось одним махом решить финансовые и семейные проблемы. И готов поклясться, что вы, шестилетний мальчишка, будучи крайне восприимчивым и чувствительным, в глубине души сказали себе: «Это из-за меня». И с тех пор вы его ненавидите и любите одновременно. Но ненависть хуже рака, и вы попытались переложить ее груз на мерзкого литературного персонажа, каковым является мистер Хайд. Спокойно все это обдумайте. Обещайте мне.

Жантом встал.

— Можно немножко пройтись? Для меня это так неожиданно.

Он сделал несколько шагов между креслом, столом и дверью. Доктор наблюдал за ним, протирая очки куском замши.

— Не будь вы писателем, — продолжал он, — ваш случай не представлял бы никаких трудностей. Дело портит то, что вы наделены талантом — пусть заторможенным, согласен, — и что, впав в шизоидное состояние, вы приходите к ложной мысли, что оно может помочь вам творить.

— А это не так? — еле слышно спросил Жантом.

— Нет. Не так. Надо сначала вылечиться.

— А если я не вылечусь?

— Полноте, дорогой друг, не станете же вы утверждать, что для вас важнее писать, чем излечиться, пусть даже вашему мистеру Хайду удастся вдохновить вас на несколько страниц. Я понятно изъясняюсь?.. Не совсем… Что вас еще мучает?

Жантом бессильно поднял руки.

— Согласен, — проговорил он. — Вы, вероятно, правы. Я сумасшедший. Нет, не возражайте. Это слово меня не шокирует. Но кто пользуется моим безумием? Кто его подпитывает? А? Как я могу излечиться, пока рядом со мной находится некто, пьющий мои соки, использующий то, что я храню в самой глубине души? Некто дьявольски хитрый, по вашим словам. А почему он не может быть таким же сумасшедшим, как и я? Может, мы — двое сумасшедших в состоянии симбиоза, и безумие одного распаляет безумие другого. Ну, подумайте сами. Я сохранил воспоминание о том, как мать грозила расправиться с котом. А тот, кто читает мои мысли, воспринял эту угрозу всерьез. Но он пошел дальше. Он перещеголял меня в безумии. Что тогда? Как я могу лечиться, пока рядом ходит неуловимая личность, словно вышедшая из меня самого?