Буало-Нарсежак - Рассказы (1973-1977)

Эдуар продолжал жить как во сне и, случалось, бессмысленно улыбался. «Я покажу вам, голубчики вы мои, где раки зимуют», — в бешенстве думала Мадлен, когда муж объявил ей, что отправляется в свое ежемесячное турне и будет отсутствовать дольше недели.

— Ты не очень соскучишься? — лицемерно поинтересовался он.

— О! — без всякой иронии ответила она. — Я найду, чем мне заняться.

И стала почти что с удовольствием собирать свой букет.

Мадлен ушла из дому незадолго до полуночи. Квартал спал. Ни одного освещенного окна на этажах, лишь высокие уличные фонари освещали как бы вымершие дома и машины, выстроившиеся в ряд вдоль тротуаров. Она бесшумно ступала в мягкой обуви. Ей предстояло пересечь только две площади и пройти одну улицу. Ей не повстречался ни один запоздалый прохожий, ни один полицейский. Она не стала подниматься на лифте, который создавал много шуму, и медленно поднялась пешком на шестой, останавливаясь на каждой площадке перевести дыхание. Она так разволновалась, что уже готова была отказаться от своего намерения отпереть дверь, будучи не в состоянии унять дрожь в руках.

Соперница спала. Слышалось ее легкое, мерное дыхание. Мадлен подошла с удавкой в руке. Она проделала все задуманное быстро и без труда. После нескольких конвульсий тело блондинки обмякло. Выходит, все кончено. Мадлен собрала воедино столько энергии, что ее переизбыток вылился в рыдания. Она долго плакала, стоя на коленях у кровати. Если бы Эдуар не… Подлинным виновником был он. Несколько недель он погрустит, подавленный, жалкий. А потом… найдет себе другую. Тот, кто предал однажды, никогда больше не станет соблюдать верность. Выходит, ей придется убивать еще и еще. Станет ли она таким же чудовищем, как тот, кого полиция тщетно пытается схватить? Чудовище — это легко сказать, легко сделаться им! Руки затягивают чулок немного сильнее, и внезапно наступает конец — ты уже оказался на другой стороне, на стороне психов, отщепенцев. А между тем в глубине души ты не перестал оставаться невиновным! Обессилев, Мадлен поднялась с колен. Ах! Букет! Не забыть бы про букет. Она положила цветы в руки мертвой, потом тщательно закрыла дверь и, оказавшись на улице, бросила ключ в водосток.

Ночной воздух успокоил нервы Мадлен. Она восстановила в памяти все принятые предосторожности. Нет, она ничем не рисковала. Преступление спишут на счет душителя-призрака. Ах! Как же она станет теперь наслаждаться томлениями Эдуара! «О чем ты думаешь, Эдуар?..» — «Да ни о чем, милая». — «У тебя озабоченный вид». — «Нет, уверяю тебя». Мадлен поклялась себе, что отныне Эдуар будет принадлежать ей одной.

Свет в прихожей она не зажгла, предпочитая не видеть своего лица в зеркале прихожей.

Сняв обувь, она ощупью пошла выпить большой стакан воды. Потом толкнула дверь в спальню, но еще не успела взмахнуть руками для самозащиты, как что-то гибкое, нервное обхватило ее шею и стало душить, сильнее и сильнее. Чулок… Это было чудовище… Это…

Обмякнув, Мадлен рухнула в объятия Эдуара.

Тот отнес ее на кровать. «Сожалею, — думал он. — Я огорчен… Но у меня не было выбора».

Он вложил в пальцы мертвой букетик полевых цветов, в которых еще бегал муравей.

«Тебя убил не я. Разумеется, убийца — тот, другой. А я нахожусь в служебной командировке… Через несколько месяцев я женюсь на Сюзанне. Ты была препятствием, бедняжка Мадлен… Сюзанна никогда не догадается, что я сделал ради нее!»

Бедняжка Эдуар! Он тоже предвидел не все, а главное, что чудовище, подлинное, в ту же ночь попадет в руки полиции. А это придаст делу об убийстве Мадден новый оборот.

Вот уже сутки, как во мне продолжает все кипеть. Накануне у меня состоялся неприятный разговор с начальником. Я хотел подать в отставку.

— Да будет вам! — возражал тот. — Кто же уходит в отставку лишь потому, что какой-то проходимец убежал из тюрьмы! Знаю, у вас против Виньоли есть зуб, я могу это понять. Он вас чуть не убил. Но ведь его арест принес вам повышение… и потом, с тех пор прошло уже три года.

— Я очень надеюсь, что директору тюрьмы несдобровать!

— Э! Ишь какой вы прыткий!.. Успокойтесь, старина. Его схватят, вашего Виньоли, и водворят в камеру. И на этот раз он отсидит их до конца, свои шесть лет.

Однако я не мог успокоиться. Жозе Виньоли был лучшим достижением в моем послужном списке. На моем счету были воры, наркоманы, случайные убийцы на любовной почве — короче, рядовые преступники, мелкая дичь. Тогда как Виньоли был крупной добычей, матерым хищником, фото которого я бережно хранил. Побег Виньоли означал гибель моей репутации. Упоминая мое имя, говорили: «Знаете, это тот, который покончил с Виньоли». А теперь станут говорить: «Бедняга! Он чуть было не покончил с Виньоли!»

Я вышел из табачного киоска и закурил сигарету. Третья пачка с того момента, как я узнал новость! Шел дождь — такой, как обычно идет в Сент-Этьене, когда тучи, зацепившись за гору, нескончаемо изливают свою влагу, зависнув в небе. Я входил к себе в полицейский участок с настроением, хуже которого нельзя себе вообразить.

— Тут вас ожидают, — сообщил мне дежурный. — Впустить?

Дежурный, заскрипев зубами, возвел глаза к потолку и указал на мою дверь миниатюрной особе. Она была одета в черное и напялила шляпу, как подобает, когда отправляешься с официальным визитом.

Женщина принялась рассказывать мне свою историю. Ее звали Жюли Шапелот… И это имя ей подходило один к одному. Она оказалась прислугой, «домашней работницей», как говорят нынче. Работала полный день у супругов Фаллю… Погодите, я записываю… Адрес?.. Вилла «Клер Ложи», аллея Гюстав-Надо… Муж — Раймон, тридцати восьми лет, коммивояжер. Жена — Режина, тридцать два года, без профессии. Они часто ссорились — по пустякам, но всегда мирились.

— И что?

— А то… Так вот! Мадам Фаллю исчезла. Вчера днем они завели ссору, на сей раз всерьез. Я как раз стирала в ванной комнате. Мне было плохо слышно — вроде бы он упрекал жену в том, что та сорит деньгами. Надо признать, что и она не давала мужу спуску… И потом у меня было такое впечатление, что он ее ударил. Она заорала и побежала прятаться к себе в спальню. А он — он ломился в дверь. И кричал: «А ну, выходи, или будет хуже!» Поскольку мой рабочий день закончился, я ушла… Но на душе у меня было неспокойно.

— До этого случая он жену никогда не бил?

— Нет. Насколько мне известно. Должно быть, она довела его до белого каления.

— И что же дальше?

— Сегодня я пришла на работу в девять утра, как обычно. Муж был дома один. Он сообщил мне, что жена уехала, но довольно странным тоном. А я не стала расспрашивать. Насколько мне известно, мадам Фаллю частенько навещает свою маму, которая живет в Роанне. Но она всегда уведомляет меня заранее, а в этот раз не сказала ни слова.