Майкл Коллинз - Потерянные души

Я уже намеревался встать, но сказал:

— Еще одно, последнее. — Я не хотел упоминать о том, что звонил Кэндол, но это вырвалось само собой. — Я позвонил этой женщине… матери девочки, которая погибла. Лайзе Кэндол.

Мэр не отреагировал. Он смотрел прямо на меня.

— Откуда у тебя ее номер?

— Из распечатки звонков диспетчеру.

Я попытался что-то добавить, но мэр меня перебил:

— Ты нашел ее номер в конфиденциальном документе и позвонил ей? Я хочу знать точно. — Он пошел к столу, взял ручку и что-то записал.

Я повысил голос:

— Послушайте, мэр, для этой женщины ничего не кончено. Когда я позвонил, она была явно на грани самоубийства. Как она сумеет перенести, что ее ребенка сбили две машины?

Мэр меня не слушал.

— Ты думаешь, что можешь залезть в конфиденциальные документы, касающиеся каких-то людей, а потом звонить им? Ты когда-нибудь слышал о надлежащей процедуре, о назойливом пустячке, который мы называем конституцией? — Он испустил свистящий звук. — Просто не знаю, что и думать. Что на тебя нашло? Какого черта ты позвонил этой женщине?

— Я просто позвонил ей.

— Прекрати! — закричал мэр. — Прекрати, Лоренс! — Он покачал головой. — Знаешь, по-моему, нам следует разобраться в твоих побуждениях, прежде чем продолжать. — Я почувствовал себя приниженным. — Сначала ты озабочен Кайлом, теперь этой женщиной! Из-за расследования? Или дело в твоем одиночестве? — Он тыкал в меня веточкой сельдерея. — Я не психиатр, но ты знаешь, что тебе требуется? Хорошая ночь с хорошей бабой, вот что я скажу тебе как мужчина мужчине.

Мэр замолчал и прищелкнул языком, будто задумавшись.

— Да мы окажемся по уши в дерьме, Лоренс. Просто не верю, что ты мог так нас скомпрометировать! С чем я тут имею дело, черт подери?

Я почувствовал прилив гнева.

— Не вижу, каким образом звонок ей кого-нибудь компрометирует. Я служу в полиции. Я нашел ее ребенка. При чем тут законы?

Мэр не ответил на мой вопрос. Он глядел через стол прямо на меня:

— Так что она сказала, когда ты ей позвонил?

— Я мало чего услышал…

— Но что-то ты все же услышал?

— Она словно бы перед тем говорила с кем-то и подумала, будто он опять ей звонит. И словно просила прощения.

— Прощения?

Я кивнул:

— Да…

— Ну, это естественная составная часть горя. Во всяком случае, так теперь считается, верно?

— Да?

— Да. Ну и что тебя так озаботило?

— Кайл. Что, если эта женщина снова примет слишком большую дозу? Она ведь уже пробовала. Вдруг повторит? По-моему, Кайл уже на грани. Не знаю, выдержит ли он такое.

Мэр ударил кулаком по столу:

— Ты опять сочиняешь, перескакиваешь от Кайла к этой женщине. И опять к Кайлу. Ты зациклился на Кайле, понимаешь? По-моему, если ты хорошенько подумаешь, то увидишь за этим собственные побуждения. Ты одинок. У тебя слишком много свободного времени. У такой женщины для тебя нет ничего, Лоренс. Я вижу тебя насквозь. Я знаю, что ты перенес, но тебе не это нужно, не такая женщина. Суть же в этом, так? Тоска по любви…

Я смотрел себе на ноги:

— Не знаю.

— Я не собирался читать тебе лекцию, Лоренс, но просто противно смотреть, как красивый парень позволяет своей жизни рушиться ко всем чертям.

Я встал, чтобы уйти. Мэр поднял ладони:

— Ну, ладно, ладно. Может, и я тут вышел из границ. Все, больше не стану поучать тебя, как следует строить свою жизнь. А теперь сядь-ка.

Он встал, а я сел, будто мы были на качелях.

— Я не хочу, чтобы мы повздорили из-за этого. — Мэр подошел к окошку в двери и поглядел на стоянку, затем обернулся. — Возможно, будет лучше, чтобы эта женщина вернулась туда, откуда явилась. Тут я с тобой. Видишь, у нас есть точка согласия, так что разреши мне выбрать слабину. Мы установим, с кем она разговаривала по телефону, и добьемся, чтобы они забрали ее отсюда. Звучит разумно?

— Конечно…

— Одного «конечно» мало. Я спрашиваю твое мнение.

Я сказал:

— В чем, собственно, вопрос?

— В том, что делать с этой женщиной… Послушай, по-моему, твои инстинкты не ошибаются. К чему рисковать Кайлом? Нам следует вернуть эту женщину туда, откуда она явилась. По-моему, помимо всего, это наш моральный долг. — Мэр протянул руку: — Ты примешь мои извинения?

Мы подали руки друг другу.

— По-моему, Лоренс, верх берет твоя человечность. Лучше я поручу это шефу, идет?

— Я могу заняться этим сам.

— Лоренс, погоди. Ты слишком уж эмоционально причастен. Мне следовало бы помнить, что ребенка нашел ты. Каким-то образом этот факт забылся.

— Дело не в этом, — перебил я.

Мэр снова поднял ладонь:

— Возможно, но я знаю, каково тебе сейчас из-за твоей собственной семьи. И я вижу параллель, чувство потери, потери ребенка… — Мэр умолк и начал заново: — Надеюсь, я не перешел границы, упомянув твою семью? — Я промолчал. — Я хочу, чтобы ты сосредотачивал свою жизнь на чем-то одном в каждый данный момент. Сосредоточься на своем сыне. Не допусти, чтобы эта любовь погибла. Не допусти. — Я поглядел на него и кивнул. — Мы преодолеем это вместе, ты меня слышишь? Мы оба.

Я поколебался.

— То, что я сделал… позвонил Кэндол, это ведь не меняет наше… то, о чем мы говорили. Повышение? — Я почувствовал, что краснею.

— Господи, конечно, нет. Мое слово — это мое слово. Мы ведь договорились.

Снаружи просигналила машина. Мэр инстинктивно проверил, не клиент ли. Нет. Но он остался стоять у двери и налил себе кофе. Я видел, как он передвигает рычаги, становится торговцем, каким и был внутри себя. Он стоял спиной ко мне, но по движению его затылка я видел, что глаза мэра следуют за чем-то.

— Погляди-ка… Бьюсь об заклад, они сюда еще завернут. Так и пахнет продажей. Нерешительность — это «да» подсознания.

Я не ушел, потому что мэр следил за машиной, и пока он следил, стоя на ступеньках трейлера, все его тело поворачивалось следом за ней. Я посмотрел по сторонам и увидел теплые сапоги, скребок и мешок с каменной солью возле двери, а также ассорти обрамленных грамот за «Обслуживание клиентов» и «Стремление к совершенству» на отделанной панелями стенке. Мэр много лет был спонсором команд «Маленькой лиги». Мой сын играл в одной из них. Фотография этой команды тоже висела на стене.

— А как здесь оказался приз «Лучшего продавца года», когда вы здесь единственный продавец?

Конечно, я переступил границу, но в тот момент я ощущал себя на равных с ним.

Мэр оставался спиной ко мне.

— Есть годы, когда я не принимаю приза. Иногда он остается в коробке. — Он обернулся и сурово посмотрел на меня, но затем суровость медленно перешла в широкую улыбку, и он повторил: — Иногда он остается в коробке.

Пока мы разговаривали, материализовался день — день ясного неба и холода. Трейлер утратил бронзово-оранжевое свечение, но в нем было жарче, чем в аду. Заработал факс.