Стелла Трофимова - Стяжатели

Там было много талантливых ребят, и они умели зажечь своим огоньком других. Вот Колька Басов… Он отлично играл на аккордеоне. И те, у кого был хоть малейший слух, тянулись к нему. Так был создан музыкальный кружок, и двое из его участников впоследствии с блеском закончили консерваторию. А рисунки Ромы Ашкинази? Ребятам казалось чудом, когда на белом листе бумаги, до которого дотрагивался Ромин карандаш, возникали знакомые лица, пейзажи, натюрморты.

Никто не думал в те годы, что Сережа Кольцов станет со временем заслуженным артистом республики. Но сколько радости доставляло ребятам, когда Сережа вдохновенно читал стихи Пушкина и Лермонтова, Маяковского и Есенина… Кирилл никогда не забудет один вечер. Сережа, дрожащим от волнения голосом, прочел:

К горлу подкатил комок. Сорвался с места. Убежал к себе. Зарылся лицом в подушку. Долго и горько плакал. Если б спросили почему, объяснить бы не сумел. Тут была и тоска по матери, которая умерла, не дождавшись, пока он станет взрослым, пока сумеет сказать ей с такой же силой, как Сергей Есенин, о нежности, о любви… И возмущение поэтом, тяжко обманувшим своими стихами мать, покончившим с собой вдали от нее… И страстное желание самому вложить душу в стихи…

Тогда же, потихоньку от всех, начал писать, радуясь, когда рифмованные строчки укладывались в четкий ритм. «Я стану поэтом, — мечтал Кирилл в пятнадцать лет. — И никогда не буду лгать в своих стихах!» В шестнадцать он узнал, что уменья рифмовать еще недостаточно, чтобы стать настоящим поэтом. Нужен талант, а его-то как раз и не оказалось. Об этом безжалостно и правдиво сказал Кириллу приехавший в детдом известный писатель. Вернул тетрадку. Хотел смягчить удар. Но, заглянув в глаза Кирилла, понял — этому парнишке можно, даже нужно говорить только прайду. Какой бы горькой она ни была.

Удар оказался сильнее, чем думал Кирилл, и все же он был благодарен писателю. А тот, глядя на юношу, задумчиво сказал: «Поэтического дара у тебя нет. И все же есть талант. К чему? Не знаю. Убежден в одном: если ты не ошибешься в выборе профессии — талант этот проявится во всю свою силу и мощь. Я не сомневаюсь в этом, Кирилл».

Кирилл окончил школу с золотой медалью. Двери любого высшего учебного заведения были перед ним открыты. В какую войти? «Если ты не ошибешься в выборе профессии»… Эти слова он помнил всегда. Но так легко ошибиться, когда тебе восемнадцать лет!

Что побудило Кирилла пойти на юридический? Даже самому себе он затруднялся ответить на этот вопрос. Был ли первым толчком случай, всколыхнувший и заставивший долгое время лихорадить детдом? У одного мальчишки стащили часы. Вор был обнаружен много месяцев спустя. А Кирилл все эти месяцы мучительно переживал свое полное бессилие помочь раскрытию небывалого в их детдоме преступления.

Именно тогда он и пристрастился к чтению приключенческих книг. Восторгался умом, самоотверженностью, твердостью характера, способностью к аналитическому мышлению следователей. К чести Кирилла надо сказать, что он бросал, не дочитав, всяческую халтуру и ремесленнические потуги, каких немало встречалось в его любимом жанре. Зато все, что было по-настоящему талантливо, перечитывал несколько раз. И всегда ему хотелось самому активно вмешаться в борьбу с преступниками.

Только есть ли в его характере необходимые для следователя черты?.. Самоотверженность? Да, он знает, что будет трудиться, не жалея сил. Твердость? Пожалуй… нет, даже наверное. У него есть и выдержка, и твердость, и сила воли. Ум?.. Вероятно. Иначе не учился бы на круглые пятерки. Хотя, может быть, ума у него хватает лишь на школьные отметки, а не для сложной и тонкой работы следователя? Умеет ли он аналитически мыслить? Вот в чем вопрос! А талант? Самое главное — есть ли у него талант?

Все эти вопросы не давали покоя. Он был очень скромен, Кирилл, и скорее недооценивал, чем переоценивал свои возможности. Но, когда однажды попали в его руки материалы Нюрнбергского процесса, желание бороться с преступниками так безудержно овладело Кириллом, что он твердо решил идти на юридический. Все колебания были отброшены. Он избрал свой жизненный путь и ни разу не пожалел о сделанном выборе.

Семен Осипович сидел, крепко сжав на коленях руки, испещренные набухшими старческими венами. Изо всех сил старался унять дрожь. Но она точно волнами пробегала по согнутой спине, дергала веки потухших глаз, смещала морщину на дряблых щеках. И, хотя ему не было шестидесяти, сейчас он казался совсем дряхлым стариком, растерянным и жалким. На все вопросы Дегтярева отвечал покорно и тупо:

— Виноват. Кругом виноват.

Все же Дегтярев настойчиво продолжал вести допрос. «Видимо, он смертельно боится. Пока страх не пройдет, слова путного не скажет». И, указав на небольшой чемоданчик, стоящий у ног Лисовского, спросил:

— Что у вас там?

Семен Осипович заторопился, поставил чемоданчик на колени, попытался открыть замок. Но или заело что-то, или слабы были дрожащие пальцы, только Лисовский никак не мог сладить с замком.

— Сейчас… — бормотал он. — Сейчас открою. Это все жена… Старая женщина, товарищ следователь, не надо на нее сердиться… Старым женщинам приходят в голову всякие мысли. Когда я шел к вам, Роза сказала: «Семен, возьми фуфайку и, извиняюсь, теплые кальсоны. Может быть, там холодно, Семен, а у тебя все-таки ишиас…» Это такая болезнь, товарищ следователь. Вы, конечно, не знаете и, дай вам бог, чтобы никогда не узнали, что это за несчастная хвороба… — Замок, наконец, щелкнул. Лисовский открыл чемоданчик. — «Одному богу известно, Семен, — так сказала мне Роза, — сколько ты там просидишь»…

— Положите вещи обратно, они вам пригодятся дома.

В потухших глазах Лисовского пробудилась искорка жизни. Спросил неуверенно:

— Если я правильно вас понял, мне отсюда можно будет вернуться домой?

— Вы поняли правильно, — улыбнулся Дегтярев. — Скажите, Семен Осипович, откуда у вас эти полторы тысячи?

— Когда в семье четыре человека и все работают, разве они не могут скопить?..

Дегтярев уже давно подсчитал общую зарплату семьи Лисовского, видел их скромную обстановку и знал, что старик говорит правду — деньги нажиты честным трудом.

— Вам не жаль было отдать их Мещерскому?

— Если скажу нет, вы все равно не поверите. — Лисовский тяжело вздохнул. — Но с тех пор как мой сын женился, жизнь у нас совсем перевернулась. Она прямо-таки бьет ключом и все по голове. А у меня старая голова, ей уже стало совсем невмоготу. И, когда я услышал… — Лисовский прикусил губу.