Наталья Андреева - Альфа-женщина

Это блюдо должно быть приготовлено по-особому, чтобы БЧ соизволил его откушать. Такая, как сейчас, я его вряд ли заинтересую. Он даже посмотрел на меня не как на женщину, а просто как на муравья, который должен притащить очередное бревно для дворцовых стен его собственного величия. Потому оставим эту мысль. Влюбить в себя БЧ дело долгое и кропотливое, а времени кашеварить у меня сейчас нет. Совсем нет. Хотя рецептик имеется. И острый соус. Оставим на случай, если основной план провалится.

Я слушаю Людмилу Ивановну так, как умею слушать только я. Потому что собираю коллекцию. А коллекционеры – народ особенный. Они фанаты. У них глаза горят, когда они видят редчайший экземпляр, и слюнки текут. Я слушаю ее, не отрывая от губ стакана с ледяной минералкой, дополняя впечатления роскошными видами поместья.

В моей коллекции эта пара заняла почетное место на полке с двуглавым орлом. Государственные люди. Особая категория граждан. Библиотека не может быть полной без собрания сочинений классиков марксизма-ленинизма или экземпляра той же Конституции. Все это отчаянно скучно, зато необходимо. С содержанием этой полки тоже надо ознакомиться, иначе какая-то часть знаний ускользнет.

– …и вот тогда наконец Лешу перевели в Москву! Мы все это честно заработали. – Она обвела слегка затуманенным взглядом зеленую лужайку и уперлась в увенчанный башнями замок. Кусок голубого неба, насаженный на вилку острых зубцов, выглядел так аппетитно, что она невольно облизнула губы.

– Муж вас, должно быть, безумно любит, – улыбнулась я.

– Это да, – оживилась Людмила Ивановна. – Мы вот уже тридцать лет счастливы в браке. Поэтому я не хочу его расстраивать.

– Скажите, а что бы вы делали, если бы Курбатов остался жив? Как бы вы объяснили мужу, что ректором станет Гаврилкова?

Она слегка смешалась.

– Я бы, конечно, ему сообщила…

– А как Курбатов это обставил? То есть какие обороты речи использовал, объясняя свой отказ?

– Сказал, что время сейчас такое. Надо переждать.

– Вот как?

– Еще, мол, будут глобальные перестановки, ротация кадров, ничто не окончательно.

– То есть он пообещал вам должность ректора во вторую очередь. Оставил, так сказать, в резерве.

– Что значит во вторую очередь?! – вспыхнула она. – Я бы этого все равно так не оставила! В конце концов, он не пуп земли! Есть Ученый совет, есть вы. Есть коллектив, который был против Гаврилковой.

– Вы пошли бы на Курбатова войной? Несмотря на высокий пост, который он к тому времени занял бы?

– Но ведь мне не пришлось этого делать? – Она вмиг протрезвела. Я забыла, с кем имею дело. А зря. Меня мгновенно поставили на место.

– Да, все сложилось как нельзя лучше. Не считая того, что за убийство Курбатова кто-то сядет. – Я сделала вид, что смешалась.

– Ну, это уже не моя забота.

– А чья?

– Ваша.

И эта собирается меня слить. Неужели купюры меченые? Взятку припишут мне. И обстоятельства соответствующие. Меня подозревают в убийстве, и я хочу отмазаться при помощи взятки. Я сажусь за решетку, а Людмила Ивановна на место ректора. Слава богу, она не знает, что я надела на львенка ошейник с коротким поводком и весь наш разговор пишется на камеру.

– Давайте деньги.

– Документы, которые вам необходимо подписать, уже лежат в машине. Уходя, вы забыли ее закрыть, Георгина. Все правильно: здесь она находится в полной безопасности.

А Людмила Ивановна оказалась умнее мужа. Конверт с деньгами уже в машине. Я и в самом деле просто захлопнула дверцу. Теперь вся моя надежда была на Алину Евгеньевну. И на львенка.

– Конверт в бардачке – сказала я ему, очутившись на безопасном расстоянии от поместья БЧ. Львенок ждал меня на шоссе в служебной машине. – Конверт в бардачке, – повторила я и добавила: – Я к нему даже не прикасалась.

– Молодец!

Под прицелом видеокамер и в присутствии понятых деньги изъяли из моей машины. Мы со львенком разыграли маленький спектакль. Это был почти боевик. Как меня останавливали гаишники, прижимая к обочине, как я выходила из машины с поднятыми руками – все это снимал оператор с таким старанием, будто собирался получить «Оскар».

– Удастся нам ее посадить на убийство? – спросила я.

– Нет, – покачал головой львенок. – Руслан Борисович Удоев, кандидат от министерства, показал, что, когда он приехал, Курбатов встретил его на пороге, живехонек и здоровехонек. Это было уже после того, как уехал Кобрин.

– А она не могла вернуться? У нее ведь имелся мотив!

– Нет, – повторил львенок и виновато прижал ушки. – Хронометраж не сходится. Она приехала домой вовремя. В тот вечер не было пробок. После нее у Курбатова побывали еще двое. Это около часа, понимаешь? Ее приезд зафиксировали видеокамеры. Она не возвращалась.

– Что ж… – я от досады закусила губу. – Хотя бы уберем ее из списка претендентов на должность ректора.

– А что ты собираешься делать дальше? Гера, твое положение почти безнадежно. – Он впервые назвал меня Герой, и я поняла, что дело серьезно.

– У нас осталось еще двое.

– С Кобриным уже не получится.

– А если тот второй свидетель врет? Если доказать, что он врет?

– Хочешь, чтобы человек признался, что вошел и увидел труп? Чтобы на него потом этот труп повесили?

– Почему на него? На Кобрина.

– Хорошо, я попробую. А пока доведем до логического конца этот цирк.

– Аттракцион со взяткой?

– Именно.

Он взрослел на глазах. Мне уже хотелось за него замуж, а это чувство опасное. Еще никогда мои отношения с мужчинами не заходили так далеко, чтобы в моей ванной появлялась опасная бритва. Хотя я тут же подарила львенку электрическую. Но он по-прежнему брился станком, и мне становилось все тревожнее и тревожнее.

Потому что мне начал названивать Кобрин.

– С нетерпением жду нашей встречи, Герочка, – ворковал он в телефонную трубку, и если это происходило вечером, я запиралась в ванной.

– Георгинчик, с тобой все в порядке? – стучал в дверь Слава, который, как оказалось, не выносил моего долгого отсутствия. Он хотел видеть меня ежеминутно, да что там! Ежесекундно! Он постоянно меня касался, словно проверял: существую ли я? Никуда не делась?

Иногда мне и в самом деле хотелось стать невидимкой. Стать облаком, чтобы его руки хватали воздух. Потому что этими прикосновениями он связывал меня намертво. Меня с собой. Плел сеть, в которой я барахталась, как пойманная птица. А ведь я собиралась ему изменить. Неужели я могу провести несколько дней в Барселоне со своим любовником, пусть и бывшим, в одном номере, ложась вечерами в одну с ним постель, и остаться при этом невинной? И как я это объясню Саше? Он-то не знает, что бывший. А узнав, не возьмет подушку, чтобы уйти досыпать на диван. Только не он.