Наталья Андреева - Альфа-женщина

– Точно так. Дама подумала, что муж будет ревновать, если узнает, что в его отсутствие она ездила за город, да еще и задержалась там допоздна. Но теперь она решилась. Ознакомьтесь с ее показаниями, – мне пододвинули протокол. Я читала и холодела. Это не липовые свидетели-молдаване. Им удалось найти настоящего. Им – это Саше и… Кому-то еще.

– У свидетельницы приметная машина, джип бирюзового цвета, на правой передней дверце которого, а также на крыше и капоте выполнена аэрография. Кошечки.

– Кто? – удивилась я.

– Кошечки. Ну, кошки. Дымчатые. С зелеными глазами.

– Кто ж на таких машинах ездит на тайное свидание?

– Потому она и пригнулась, увидев вас.

Я ее не видела. Да, стояла какая-то машина. Кажется, бирюзовая, и вроде бы джип. Но она была пустая, и я не стала ее рассматривать, особенно кошечек, потому что ворота оказались открыты. Сердце мое билось, когда я въезжала во двор Курбатова.

– Дама остановилась на краю поселка, чтобы позвонить своему лю… Коллеге по работе. Она решила подъехать к его дому тайно, и ей очень не хотелось ждать, когда откроются ворота.

– Понимаю. Документы были очень уж важными.

– Именно.

– Секретными, не иначе.

– Точно так. Она достала телефон и набрала номер. Коллега сказал ей, что забежал на минутку к соседу, и попросил немного подождать. Минут пять-десять.

– Сосед что, живет на другом краю поселка? Или «коллега» просто ходок и обслуживает одновременно десяток дам?

– Ну какое это имеет значение? – слегка пожурил меня Ярослав Борисович. Допрос шел по всей форме. – Свидетельница заглушила мотор и стала выжидать. И тут вдруг увидела вашу машину.

– Почему именно мою?

– Во-первых, марка сходится и цвет, во-вторых, Георгина Георгиевна, когда вы въехали во двор, то не стали закрывать за собой ворота. У дамы заметная дальнозоркость.

– Господи, сколько же ей лет?!

– Вы почти ровесницы. Она на два года старше, – слегка утешил меня львенок.

– И уже заметная дальнозоркость!

– Это вы хорошо сохранились, с чем вас и поздравляю. А у нее проблемы со зрением. Поэтому она вас разглядела. Она очень подробно описала ваш внешний вид.

– Она же пригнулась!

– Но когда вы въехали во двор, все-таки не удержалась и посмотрела. Тем более вы стояли спиной и были так озабочены, что ни на кого и ни на что не обращали внимания. Она какое-то время наблюдала, как вы идете к крыльцу и входите в дом, а минут через пять раздался выстрел.

– Выходит, мы с Курбатовым даже не поговорили? – усмехнулась я.

– Вы, видимо, были на него очень сердиты.

– Черт бы побрал эту кошечку! – не выдержала я. – Ее муж вернулся из командировки?

– Давно.

– И что он об этом говорит? О ее коллеге и их совместной работе над важными документами?

– Он подал на развод, – спокойно сказал львенок.

– Ах, вот оно как!

Последний шанс остаться на свободе уплыл за горизонт. Вместо легкого облачка на небе образовалась огромная грозовая туча, которая накрыла меня с головой.

– Кто… кто ее нашел? – пересохшими губами спросила я. – Эту свидетельницу?

– Руслан Борисович Удоев. Он ехал домой от Курбатова, когда встретил приметную машину. Он просто не мог не обратить на нее внимания. Сами понимаете: кошечки.

– Почему же он сразу об этом не сообщил?

– Он сообщил, – терпеливо пояснил львенок. – Мы просто долго ее искали. Дама ведь не местная, а все опрошенные нами жители поселка показали, что гостья на машине с кошечками ни к кому не приезжала. В том числе и ее коллега по работе.

– Он что, женат?

– У него есть, скажем так, постоянная подруга. Но теперь все выяснилось. Дама призналась, ее коллега тоже дал показания.

– С чего она взяла, что это был именно выстрел? – цеплялась я за соломинку.

– Звук, напоминающий хлопок. Но очень громкий. Не похоже, чтобы вы с Курбатовым открывали шампанское, собираясь отпраздновать ваше назначение.

– У вас появилось чувство юмора, – с удовлетворением отметила я. – Да, мы и в самом деле не пили шампанского.

– И по времени сходится. Я имею в виду время смерти, согласно заключению медэкспертизы, – мягко произнес он. – Так как, Георгина Георгиевна?

– Мне надо подумать.

– Свидетельница показала, что, когда она уезжала, вы еще были в доме.

– А вам не кажется это странным? По логике вещей, убив человека, я опрометью должна была кинуться прочь от страшного места!

– Вы уничтожали свои отпечатки. Или искали какие-то важные документы.

– Господи, какие документы?!

– Итак, вы не отрицаете показаний свидетельницы?

– Нет, – вынуждена была признать я. Все, о чем поведала «кошечка», святая правда.

– Я вынужден заключить вас под стражу.

«Давно пора!» – хотелось крикнуть мне. Мы, кажется, заигрались. Он быстро нацарапал что-то на листке бумаги и пододвинул его ко мне.

«Я добьюсь, чтобы тебя выпустили под залог», – прочитала я, после чего Ярослав Борисович неторопливо порвал листок и, скомкав обрывки бумаги, бросил их в урну. Я кивнула: хорошо.

Не буду описывать те несколько дней, что мне пришлось провести в СИЗО. Ни к чему. Одно скажу: если бы не Слава, я провела бы там вечность. Когда бы еще состоялся суд? Люди ждут его годами, а некоторые, так и не дождавшись, умирают. У нас приговор – это, скорее, милость, конец мучениям. Потому что конец неопределенности. Пока томишься на нарах в ожидании конца следствия по твоему делу, могут сто раз поменяться законы или открыться новые обстоятельства, да мало ли чего. Судить никто никого не торопится, разве что по железному указанию сверху. И я бы ждала своего приговора вечность, томясь в СИЗО и хлебая баланду. Но следователь Глебов, задействовав все свои связи, быстренько организовал мое освобождение под залог, причем сумма была не такой уж значительной. Мой адвокат бил на состояние аффекта. Не ведала, мол, что творю. В схему, правда, не вписывалось тщательное уничтожение мною следов пребывания в доме Курбатова, но в нее много чего не вписывалось. Пистолет, который я прихватила с собой, отправляясь «попить чайку». Наши напряженные отношения с ректором весь этот год. Но ничего, прожевали. Пока.

Одна радость: от меня отстал Кобрин. Едва меня упрятали в СИЗО, Игоря Абрамовича как ветром сдуло! А я-то воображала, что он будет носить мне передачи! Что наша любовь вечна! Но мама ему категорически запретила.

– Держись подальше от этой уголовницы, – наверняка сказала она.

И правильно! Никогда Кобрины не имели дело с преступниками! Даже моя недвижимость, вдруг да я ее сохраню и отпишу жениху в наследство, не могла компенсировать того разочарования, что я нанесла Игорю Абрамовичу своим недостойным поведением. Хотя он ведь с самого начала знал, что в убийстве Курбатова подозревают меня. И сделал свою ставку. Что называется, рискнул. А когда риск не оправдался, спокойно, без зазрения совести меня предал. И даже сказал, что ошибся вследствие сумасшедшей близорукости. Курбатов, мол, был жив, когда он уезжал. Не разглядел, каюсь. Даже вопрос, как он в таком случае водит машину, не поставил Кобрина в тупик. Оказалось, зрение у него изменчивое, как у хамелеона. То он видит, то нет. В доме, мол, царил полумрак, в котором легко все спутать. Ага. Живого с покойником. Привлечь Игоря Абрамовича за лжесвидетельство, конечно, можно, как сказал львенок, только охота возиться? Если бы всех, кто злоупотребляет враньем, за это судили, на свободе остались бы считаные единицы. И те сдались бы на милость победителей, добровольно отселившись в резервацию. И все вернулось бы на круги своя, то есть стало бы как сейчас. Все врут, но поскольку правды нет вообще, то и что такое ложь, определить невозможно. Ложь условно считается правдой, хотя все знают, что это ложь. Немного путано, зато как есть.