Яна Розова - Долина туманов

Раскрыв сверток, Вера ахнула и прикрыла рот руками, как испуганная девочка в темном лесу.

– Качественно, удобно, быстро, – выговорила Вера и заплакала.

Она выскочила под холодный ливень, лишь накинув свою куртку и сунув ноги в кроссовки. Промокнув за несколько секунд до нитки, Вера мгновенно продрогла, но решительно поспешила к воротам. Ей пришлось сгорбиться под струями воды, придерживая капюшон, сдуваемый ветром. Не имея понятия, куда отправился Вовка, она бессмысленно кружилась по дороге, пытаясь разглядеть, что происходит вокруг Дома, но видела только потоки воды и деревья, тонувшие во мраке.

Вернувшись во двор, она направилась за Дом, туда, где гора резко уходила вниз. Навстречу ей вверх по склону поднимался человек. Он был еще далеко – метрах в пяти, но Вера его узнала.

– Вовус! – яростно закричала она.

Человек выбрался на гору и, пошатываясь, двинулся к ней. К Вере вернулись силы: она бросилась ему навстречу, вглядываясь в черты его лица под надвинутым на глаза темным капюшоном.

– Вовус! – повторила она. – Я нашла твой нож! Я знаю, за что ты убил Асю!

Ливень пытался заглушить ее слова, тем не менее Вовус расслышал каждое слово Веры.

– Нож? Ты нашла нож? Почему ты решила, что это мой нож? – хрипло пророкотал он в ответ.

Дождь слепил и оглушал Веру, мешал различать и осмысливать слова. Не меньше, чем ливень, ослепляла ее и злость. Сжав холодные и мокрые ладони в кулаки, она вспомнила, что держит сверток с ножом в левой руке.

– Вот он! – заорала она как ненормальная. – Вот твой нож! Вот почему ты пытался убедить меня, что я сумасшедшая! Ты хотел свалить на меня все убийства, а сам бы получил деньги за КУБ и радовался! У тебя это не выйдет, не получится! Может, ты и Лексуса убил, а теперь снова будешь убеждать меня, будто я напиваюсь до беспамятства и убиваю людей?!

Быстро, небрежно, не опасаясь пораниться, она развернула газетный сверток, достала нож, протянула его Вовусу. Вовус шагнул к ней, щурясь из-за дождя. Увидел нож, отпрянул было, но тут же протянул руку и взял его за лезвие из мокрой газеты, которую продолжала держать перед ним Вера, и поднес к глазам. Пятна крови на лезвии стали расползаться от воды.

– Ты – проклятый убийца! – С каждым словом Вера заглатывала дождевую воду, но сейчас она этого даже не замечала. – Может, ты сам и в Алексея стрелял, а мне в руку пистолет вложил? Хотел еще тогда с ним расправиться, но не получилось. Ты просто чудовище! Что же мне теперь делать?..

Отбросив в сторону нож, Вовус прижал к себе рыдающую женщину. Она не сопротивлялась, потому что выплеснула вместе с яростью все свои силы.

– Вера, дурочка моя!.. – услышала она его шепот. – Никого я не убивал, честно! И – честно, правда, – я думал, что это с тобой такие ужасные вещи происходят! Но все оказалось не так, я все понял! Пойдем в Дом, надо согреться. Асю я не убивал, я хотел ее убить, все подготовил, все продумал, но не успел, понимаешь? Человека убить непросто. Я расскажу тебе все…

Вера слушала его с нарастающим удивлением: он говорил о себе, но это была история самой Веры.

Когда-то давно Вовка прочел в одной заметке на криминальную тему, что если мертвый человек найден в позе зародыша, то есть лежит на боку и его колени поджаты к животу, значит, смерть была мучительной. В этой позе они с Верой и нашли Асю.

Такого Вовус никак не планировал.

А все же мысль о том, что ее больше нет на белом свете, приносила ему огромное облегчение. Она больше не живет. Не смеется, не поет по утрам в душе. Не наряжается каждый день перед зеркалом, не гоняет на машине, не занимается капоэйрой в спортивном клубе, не путешествует, не сидит, открыв от удивления рот, в кинотеатре, то есть не наслаждается своим существованием.

А именно этого после смерти дочери не мог простить ей Вовка.

…Таких крошечных существ Вовка никогда раньше не видел. Ему казалось, что это невероятно: такие маленькие пальцы, такие смешные ручки-ножки, кругленькая головка и глаза инопланетянина, но при всем этом – живой человечек! По секрету, он обрадовался, что у него, как и у брата, родилась именно девчонка. То есть он был бы рад и мальчишке, очень рад, но собственная маленькая девчонка, которая вырастет в настоящую женщину, была ему очень интересна.

А во что они играют, эти девчонки? – думал он, рассматривая темные шелковые волосики дочери на круглой головешке.

А что им дарят на дни рождения?

Надо искать для нее особенные подарки, нечто такое, что будило бы в ее маленьком сердечке абсолютный детский восторг. На годовщину он подарит Анечке огромного плюшевого льва, ведь она родилась под знаком Льва. В два года – надувной батут. В три – первую большую куклу. И надо обязательно читать ей на ночь что-нибудь особенно интересное.

А что интересно девчонкам?

Он решил, что обязан научить ее всему тому, что знает сам.

Девчонке ни к чему уметь кататься на одном колесе велосипеда, метко кидать дротики и складывать настоящий костер? Чушь! Вовус решил, что Анчутка будет знать, как работает двигатель внутреннего сгорания, она научится находить на небе Большую Медведицу, сумеет переплыть на спор любую речку. И главное, будет красавицей, потому что с такой мамой, как Ася, не вырасти красавицей не смогла бы ни одна девочка.

И три месяца Вовка с большим нетерпением ждал, когда наконец можно начать воспитание суперребенка.

Проклятая правда всплыла неожиданно. Это случилось в тот день, когда Вера увидела в своем доме фотографии маленькой обнаженной девочки, эротические – если так можно выразиться о детской фотографии – снимки ребенка в возрасте ее дочери.

И тут же память начала подсовывать сценки из минувших лет, картинки прошлого, оставшиеся в памяти по какой-то загадочной причине, которую теперь можно назвать интуицией, предчувствием огромного несчастья.

Аленке три года, и папа переодевает ее в новое платьице. Вера помогает ему, ей странно видеть, как мужские руки расправляют розовые оборки на дочкиной круглой попке. Она снова замечает, что девочка женственна от природы. Хочет сказать об этом мужу, заметив, что это дар, перешедший от Аси. Смотрит на мужа, и слова остаются невысказанными: у Алексея такое странное выражение лица! Не описать словами затуманенный взгляд и улыбку. Вера не хочет даже задумываться об этом – ей мерещится, не иначе. Отец любит свою дочь, вот и все.

А с тех пор, как Аленке исполнился годик, Лексус каждый вечер готовил дочь ко сну – мыл ей ножки, переодевал в ночную сорочку и даже расчесывать волосы. Со стороны это выглядело мило, это нравилось и Аленке, и Вере, и всем знакомым, которые наблюдали домашний ежевечерний ритуал Пушниных. Лишь через годы, вспоминая об этом, Вера отметила, как блестели глаза Алексея, когда он касался дочери.