Игорь Блинов - Ворона летает по геодезической

Ермолаев прогнал посторонние мысли и начал спрашивать про мелькающие за окном дворцы и мечети. Пару раз инстинктивно уперся ногами в пол, когда «Фиат» совершил фантастические маневры в хаосе автомобильного потока. «Похоже на компьютерный симулятор гонок», — отметил он про себя.

По пути Ясмина рассказала, что она — крымская татарка, сама родилась еще в СССР, а сейчас учится в Исламском Университете, одновременно работает в обществе египетско-российской дружбы.

Весь день Ермолаев провел в отеле с бумагами, периодически поглядывая на часы. Когда пыльную атмосферу города разрезали истошные завывания муэдзина, он посмотрел на себя в зеркало, похлопал по карманам и вышел.

Вечерний Каир обдал жаром и сыростью. Поток машин на дороге, проходящей прямо у подъезда, не ослабевал. Черно-белая «копейка» остановилась прямо перед носом, когда Ермолаев уже сделал шаг, чтобы перейти улицу.

— Не надо такси, давай, крути свою баранку.

Но машина не тронулась. С заднего сиденья раздался женский смех.

— Ясмина? Вы уже здесь?

Ермолаев сел рядом и попытался захлопнуть дверцу. Это удалось только с третьего раза. «Что у нас машины-то такие несуразные…»

— Вот, — сказал он вслух. — Знакомая конструкция. Кастрюлька с шурупами.

— Гуд «Лада», вери гуд, — откликнулся шофер.

«Телепат он, что ли? — подумал Ермолаев. — Хорошо, что я сдержался, и не сказал минуту назад — проезжай, мол, басурманин…»

— Как поживаете? — с губ Ясмины не сходила улыбка.

— Почему бы не жить как-нибудь? А куда мы поедем?

— Так ведь сегодня в Русском Культурном Центре концерт учащихся.

— Ах, да! — встрепенулся Ермолаев и чуть не хлопнул себя ладонью по лбу.

«Идиот, — сказал он себе. — Такие вещи надо знать, а то моментально засыплюсь…»

Зрительный зал был заполнен многочисленными родителями, дядями и тетями учащихся. Они закусывали, пили лимонад и громко галдели, как на птичьем базаре. Вышел директор центра и начал речь. Микрофон отчаянно сопротивлялся, то пунктирно отключаясь, то свистя как нож по стеклу, и не давал разобрать слов. Когда директор ушел под жиденькие аплодисменты, зашипели громкоговорители и под глухую, с трудом узнаваемую музыку Петра Ильича Чайковского, на сцену с топотом выбежали разного роста ученицы в пачках. Несколько минут они нестройно изображали балетные фигуры, с усилием стараясь попасть в такт. Гвалт в зале не ослабевал. Зрители громко обсуждали последние новости и житейские проблемы, и лишь десяток из них — очевидно, родственники выступающих, стоя махали руками и громко кричали приветствия в сторону сцены, периодически ослепляя балерин вспышками фотоаппаратов.

Ермолаеву вспомнились концерты школьной самодеятельности. «Да, сто лет я не был в театре — подумал он. — И еще сто лет не пойду. Только если прикажут…»

— Когда это кончится? — повернулся он к Ясмине.

— Еще час. А вам что, не нравится?

— Нравится, но уж очень шумно.

Она засмеялась.

— Ну, пойдемте, если хотите.

— Хочу, — обрадовался Ермолаев. — Пойдемте.

Сгустились сумерки, и стало свежо. Они зашли в кафе.

Возникший из жаркого аромата пряностей трактирщик в давно не стиранном халате, беззастенчиво косясь на Ясмину, чуть не пристроил тарелки мимо стола. А посмотреть есть на что, подумал Ермолаев — девушка и круглолица, и черноброва, и стандартные красотки европейских журналов поблекли бы рядом с этой настоящей восточной красотой.

Она довольно откровенно, словно оценивая, рассматривала Ермолаева, что совершенно не соответствовало расхожим представлениям о скромном поведении женщины в исламской стране. «Сразу видно, — подумал Ермолаев, — что она нездешняя, а наша, советская, хотя… — он всмотрелся в ее лицо. — Совсем ничего татарского, да и акцент, кстати, чисто арабский. Почему так?..»

У подъезда она резко остановилась, и Ермолаев коснулся ее всем телом, чуть не задохнувшись от экзотического аромата духов, который показался ему знакомым. И тут же отпрянул, ощутив очертания ее фигуры, и с трудом сдержался, чтобы не обхватить девушку за тонкую талию. «Шайтан меня побери, до чего сексуальная эта татарка. Эх, почему я не хан…» — и Ермолаев чуть не покраснел от крамольных мыслей.

И Ясмина, как ему показалось, почувствовала это. Она вдруг посерьезнела и отвела глаза.

«Наверняка я ей тоже понравился, — предположил Ермолаев. — Как же к ней подступиться? Надо на досуге перечитать Шариат…»

— Приколись — у меня в клавиатуре муравьи поселились, кусаются, собаки. Я их и пылесосом, и дымом — хоть бы что!.. — Романов был бодр, весел и обмахивался тетрадью. — Уф, какая жара! А мне еще жуликов ловить… Ну, как вообще дела?

— Да так как-то, брат Романов… — Ермолаев сохранял невозмутимость. — Год был неурожайный, скотина плохо перезимовала.

— Да, времена выдались неспокойные, — коллега согласно закивал, но тут же сменил тон. — Такая петрушка получается, товарищ. Пока ты по бабам шляешься…

— По каким бабам? — возмущенно перебил его Ермолаев. — У меня инструкция.

— Ага, мне б такую. Так вот…

— Поживи с мое, тоже получишь.

— Да ладно, шучу, не бери в голову. Дай сказать, наконец. Дело серьезное. Есть одна личность подозрительная, некий Саид из Петербурга. В последнее время что-то зачастил в Фаюм. Родственников там у него нет, мы узнавали. Есть предположение — он связан с международной сетью. Твоя задача — проследить и узнать адресок, куда он наведывается. И вообще интересна любая информация.

— Местного послать нельзя?

— Как раз местного нельзя. Они там все друг друга знают, может вызвать подозрение. А ты — обыкновенный турист, или ученый-египтолог, сам решай. Изучаешь местную культуру или древности, заблудился и так далее. Слона-то, как водится, не приметят. И арабским владеешь.

— Да, пожалуй, — согласился Ермолаев. — Да нет, я с удовольствием, а то надоело по бабам шляться…

— Вот пропуск. До Фаюма тебя довезет наш человек, а дальше — сам. Пасти начнете прямо здесь, у развилки, в тенечке под пальмами постоите. В машине кондиционера нет, но ждать придется недолго. Надеюсь. Это самое… Что еще…так, смотри сюда. Здесь отмечено. Там дорога одна, вы его не потеряете. Вот его физия, «у фас, у профыль» и три четверти. По телефону предупредим, какая марка машины и во что одет…

Миновав последний блок-пост, автомобиль свернул на каменистую дорожку и через полчаса остановился у оросительного канала со склонами, обильно покрытыми мусором. На берегу женщины стирали белье. Превозмогая тошноту от невыносимого запаха, Ермолаев вышел из машины и направился к просеке между пальмами, за которой была видна каменистая пустыня. К нему подбежали невероятно грязные дети и стали хватать за локти, с жадностью заглядывая в лицо. Он вытряс из кошелька всю мелочь и бросил на дорогу, быстрым шагом двинувшись по направлению к развалинам. Дети бросились поднимать монеты, галдя как вороны.